Бренда Джойс - Темный огонь
– Ты меня бросаешь?
– Мне лучше вернуться на Глосестер-стрит, – сказала она, и ее губы задрожали.
– Ты не можешь уехать!
– Я не могу остаться! – воскликнула она. Джейн была еще бледнее, чем граф. – Я ведь больше не жена тебе, Николас, неужели ты забыл?
Сердце графа пронзила нестерпимая боль.
– Джейн, я же говорил тебе, все устроится!
– О да! – с горечью откликнулась она. – Решение очевидно. И оно единственное. – Глаза Джейн наполнились слезами. – Но, как ни посмотри, твоя жена вернулась, и я не могу оставаться в твоем доме.
– Не уезжай, – хрипло попросил граф.
– Подумай, Ник! Подумай о детях! Мы не можем ввергнуть их в новый скандал, видит Бог! – Джейн закусила губы, и слезы потоком хлынули по ее щекам.
Если бы дело касалось только графа, он бы наплевал на все скандалы в мире. Но ему приходилось теперь думать о Джейн и детях, защищать их. Да, если бы Джейн осталась в его доме, после возвращения Патриции, это было бы воспринято светом как крайнее неприличие и аморальность. Но от этих рассуждений графу не становилось легче, боль его не ослабевала.
– Я… я, пожалуй, пойду, – сказала Джейн после долгого тяжелого молчания.
Граф не ответил. Он смотрел, как она уходит, не зная, как ему вытерпеть, перенести все это. Но потом он попытался утешить себя тем, что она ведь будет совсем недалеко, на Глосестер-стрит, так она сказала, и это действительно единственное в этот момент решение. Но где же этот чертов адвокат?!
Ник вышел из дома следом за Джейн. Она уже садилась в карету, в которую забралась Молли с Николь на руках. Граф бросился к Джейн, схватил ее, развернул и впился в ее губы обжигающим, безумным поцелуем. Джейн не ответила, она была слишком потрясена, и ее душа оцепенела.
– Я приеду к вам утром, – пообещал граф. На ее глазах снова заблестели слезы.
– Прощай, Николас.
– До завтра, Джейн, – твердо сказал он, а потом долго стоял у двери, провожая взглядом карету, которая катила по подъездному пути, к кованым воротам, на Тависток-сквер…
Адвокат графа, Генри Фелдинг, был высоким, худощавым, немножко нервным человеком. Но как юрист он был великолепен. Он явился четвертью часа позже.
– Где вас носило? – зарычал на него Ник.
– Прошу прощения, милорд, но в это время слишком сильное движение на улицах. Как поживает ваша супруга? – вежливо поинтересовался Фелдинг.
– Моя жена, черт бы побрал ее грязную душу, воскресла! Фелдинг был явно ошарашен.
– Моя первая жена! – скрипнув зубами, пояснил Ник. – Патриция Вестон Шелтон! Она жива, она в Лондоне!
Фелдинг сел на ближайший стул.
– Ох черт!.. – пробормотал он.
– Да уж, без черта тут не обошлось! – Граф схватил стул, тоже уселся и тут же наклонился вперед и уставился на адвоката. – Неужели по закону я и теперь на ней женат? Она пропала шесть лет назад, ее признали мертвой, и вам это хорошо известно.
Фелдинг достал носовой платок и вытер вспотевшее лицо.
– Да, конечно, я помню эту шумную историю. Ох… да, она и теперь ваша жена – и по закону, и в глазах церкви.
Ник яростно выругался. Фелдинг покраснел.
– А кем в таком случае мне приходится Джейн?
– Боюсь, у Джейн в таком случае нет официального положения, да.
– Я хочу развестись.
– О, аннулировать брак будет совсем нетрудно, – просветлел Филдинг. – Поскольку леди Патриция жива, церковь с готовностью расторгнет ваш брак с Джейн.
– Да нет же! Я хочу развестись с этой дерьмовой сукой, с Патрицией! Немедленно начинайте подготовку к процессу!
Фелдинг разинул рот. Развод, конечно, не был исключительным событием, в особенности в высших кругах общества, но все же это был крайний выход, и он грозил немалым скандалом.
– Вы уверены?
– На все сто процентов. Сколько времени это займет?
– Обычно такой процесс занимает около года.
– Ч-черт!
– Но… – Фелдинг обрадованно улыбнулся. – В данном случае мы имеем особые обстоятельства. Ваша жена бросила вас, признана погибшей, вы снова женились… ну, с учетом всех сторон дела… думаю, можно будет это немного ускорить.
– О Боже! – закричал граф. – Боже!
– Я сейчас же начну подготовку материалов, – сказал Фелдинг, доставая блокнот и карандаш и что-то записывая.
Граф направился к своему письменному столу и вернулся с двумя конвертами в руках.
– Это вам… аванс за хорошую работу, – сказал он. Фелдинг смутился.
– Благодарю вас, милорд, но в этом нет необходимости…
– А это – на тот случай, если вам придется платить кому-нибудь за помощь. Я хочу, чтобы все было сделано как можно быстрее, – сказал граф, всовывая в руку адвоката второй конверт. В каждом из конвертов лежало по тысяче фунтов.
– О, это, безусловно, облегчит мою задачу! – сказал Генри Фелдинг.
Едва пробило одиннадцать, как экипаж графа Драгморского, с черно-золотыми гербами на дверцах, остановился перед домом в Кларендоне.
Поместье Кларендон располагалось в Кенте, в пяти часах езды от Лондона. Оно раскинулось на двенадцати тысячах акров, большую часть которых давным-давно, из-за плохого управления, пришлось отдать в аренду. Сам особняк, в стиле Тюдор, был выстроен в царствование Генриха VII, а впоследствии, в царствование королевы Елизаветы, к нему были сделаны пристройки; но потом постепенно добавлялись все новые и новые строения – ив результате возникло огромное бестолковое сооружение, довольно уродливое. Нику никогда не нравилось это место.
Ник твердо решил сообщить Патриции о предстоящем разводе. И чтобы сделать это, он весь вечер провел в пути. Граф решительно спрыгнул на землю; навстречу ему выбежали бледные, перепуганные слуги, без сомнения так же потрясенные появлением Патриции, как и сам граф. Граф знал, что она приехала сюда не более шести часов назад.
– Миледи спит, – доложил Нику дворецкий, имени которого граф никогда не мог запомнить; в голосе слуги звучало явное пренебрежение.
Граф высокомерно остановился в обширном холле; его губы скривила жестокая усмешка.
– Так разбудите, ее. Я буду ее ждать в библиотеке через пятнадцать минут. Если она не явится, я поднимусь наверх и сам приведу ее. Даже если придется вытащить ее из постели.
Дворецкий шарахнулся прочь.
Граф быстро прошагал через холл и принялся открывать одну дверь за другой в поисках библиотеки. Он обнаружил большой танцевальный зал, музыкальную комнату, маленькую гостиную, большую гостиную. Наконец он отыскал нужное ему помещение и сразу направился к буфету и налил себе французского «бордо». Вино оказалось весьма неплохим.
Патриция появилась не через пятнадцать, а через двадцать минут, и сна у нее не было ни в одном глазу.
