Шерри Джонс - Четыре сестры-королевы
– Рад, что ваши кошмары прошли. – Рядом, глядя в сторону, стоит Жуанвиль.
– Почему ты так решил?
– Вы смеялись, моя госпожа.
Значит, она опять «моя госпожа».
– Иногда смех помогает, чтобы не заплакать.
Он смотрит на нее. Что-то как будто сломалось – так осколок кости торчит под кожей.
– Придешь ко мне ночью? – шепчет она.
– Не могу. – Звук доносится до нее, как шум моря в раковине. Жан шевелит губами. Она смотрит в книгу. Когда она поднимает глаза, его уже нет.
В эту ночь море хлынуло из ее глаз и унесло далеко-далеко. Плывя на своей кровати, она смотрит, как рядом проплывает ее жизнь, и размышляет о счастье. Она поклялась вечно любить Жуанвиля, но это было глупо: оба всегда понимали, что их любовь должна когда-то закончиться. А как же счастье, которое она испытывает с ним? Нужно отказаться и от него? Когда-то давным-давно она воображала, что трон королевы Франции принесет достаточно счастья. Всегда думалось, что править королевством – призвание Бланки, которая ради этого отказалась от любви и стала самой могущественной женщиной из живущих. Теперь она умерла – так что же мешает Маргарите – наконец – занять ее трон, место истинной королевы Франции? Людовик не обойдется без нее, если будет и дальше вести начатую в Акре монашескую жизнь в постоянных молитвах.
Возможно, для счастья ей и не нужен Жуанвиль. С ним она чувствует себя уверенной и ловкой, как танцовщица. Раз она такова, когда он с ней, разве она не та же, когда его нет? Наверное, можно обрести счастье независимо от него? Она представляет, как при дворе принимает решения. Как сидит в большом зале по правую руку от Людовика и вступается за ходатаев, принимает знаки почтения, заявляет свою власть.
Снаружи раздается гром. В дверь колотит ветер, сотрясая петли. Она встает проверить засов, но тут корабль кренится, бросая ее на колени. Mon Dieu![51] Маргарита отрывается от пола, и ее швыряет на кровать. Корабль брыкается, как необъезженный конь, кувыркая ее в своем чреве. Начался ливень, и корабль плывет, как под водопадом. Она вцепляется в кровать, держа глаза открытыми, борясь с тошнотой, стараясь найти точку опоры, – и, как всегда, находит, равновесие возвращается к ней, и она в состоянии встать и открыть дверь, чтобы посмотреть, кто стучит.
Жан выглядит так, будто встал из могилы. Маргарита тянет его внутрь и крепко прижимает к себе, сгибая и разгибая колени при взлетах корабля вверх и падении вниз, вдыхая и выдыхая, как в танце на волшебном ковре-самолете, когда под ногами ничего твердого и лишь звездная пыль вокруг. Это последний раз, когда он с ней. Ей не хочется его отпускать.
– Почему ты пришел?
– Убедиться, что ты в порядке. Этот предательский шторм!
– Чтобы испугать меня, нужно что-то пострашнее, чем дождик с громом.
Вспышка молнии озаряет каюту, осветив Жана. Волосы Маргариты на голове и руках встают дыбом. Снаружи чей-то крик пронзает вой ветра. Маргарита бросается к двери и распахивает ее. Пораженная молнией мачта горит под стеной дождя. Корабль кренится, увлекая Маргариту вперед. Если бы она не ухватилась за дверь, ее бы швырнуло о борт или выбросило в море. Жуанвиль рывком втягивает ее обратно:
– Закрой чертову дверь!
Он захлопывает ее сам.
Корабль наклоняется назад, и они оба катятся вниз, кувшин разбивается о переборку, которая на мгновение становится полом. Жуанвиль вскакивает и тянет Маргариту на кровать. Она прижимается к нему, глядя в темноту.
– Корабль горит. Мы погибнем.
– Ты не погибнешь, – возражает он. – Не погибнешь, пока я в силах помочь.
Он соскакивает с кровати, добирается до двери и выходит. Маргарита зовет его, не заботясь о том, что ее могут услышать. Она хватает плащ, натягивает на голову капюшон и бросается искать его. Она должна умереть в его объятиях.
Королева находит Жана среди других людей на носу корабля. Моряки бросают уже пятый якорь в надежде остановить корабль, прежде чем он наскочит на огромную скалу, маячащую впереди, как морское чудовище. Маргарита крестится, но не может молить о прощении за грехи, потому что Жан явно не раскаялся, а она лучше проведет вечность в чистилище с ним, чем день в раю без него.
Жуанвиль не заметил ее. Он смотрит на палубу и кричит сквозь ветер. Она разбирает слово «королева», потом «безопасность». Маргарита подходит ближе и видит лежащего ничком на палубе Людовика, его руки вытянуты вперед, он в одном халате. Король тоже кричит, но не Жуанвилю:
– Pater noster, qui es en caelis: sanctificetur Nomen Tuum[52].
Жизель дергает ее одной рукой за рукав, а другой крепко вцепляется в плащ:
– Разбудить детей, моя госпожа?
«Счастливые дети», – пронзает Маргариту мысль. Они могут проспать что угодно. В любой момент корабль может налететь на скалу и разбиться, как яйцо об миску, но дети ничего не знают об ужасе, который она испытывает в этот час.
– Нет, – говорит она Жизели, – пусть спят и безмятежно попадут к Господу.
Она ощущает дрожь, как будто судно трепещет от страха, и пробирается вперед, чтобы схватить Жуанвиля за руку. Он оборачивается со скорбным взглядом.
– Au revoir[53], – говорит ему она и хватается за борт, прежде чем корабль накренивается и взлетает на гребень волны, которая выше стен Тараскона.
Она больше не увидит Прованс, и мать, и сестер. Но, Бог даст, очень скоро увидит отца. Когда корабль упадет вниз и ударится о скалу, то мгновенно убьет самых удачливых, а остальным придется утонуть в море.
– Иди внутрь! – Жуанвиль тянет ее в свою каюту и закрывает дверь как раз в тот момент, когда гребень волны накрывает корабль, чуть не смыв Людовика, которого спасло лишь мужество одного из моряков, оставшегося на палубе и удержавшего короля. Сметающая все волна уносит беднягу за борт, он не успевает издать ни звука – даже Людовик слышит только вопли своей молитвы. И тут с кораблем происходит нечто неожиданное: он еще сильней раскачивается и содрогается, но не взлетает вверх. Якорь крепко держит его. После последней вспышки гнев стихии улегся.
Но Маргарита не замечает этого. Как только дверь закрылась, она и Жуанвиль соединились и продолжали пить друг друга, пока Людовика смывало в море, пока вода наполняла легкие спасшего его моряка, пока шторм, бросив корабль, прокатывался по Кипру, отламывая ветви деревьев, разрывая дома. Когда все опомнились, то увидели, что море невинно, словно котенок языком, лижет борта разбитого корабля, чайка пронзает воздух своим криком, а Людовик по-прежнему лежит, благодаря Господа за избавление его от зла. Но к тому времени, когда «зло» послало его ковылять к двери Жуанвиля, любовники уже закончили свое дело.
