Шерон Пейдж - Вовлеченные в грех
— Да! Беру! Да!
— Нельзя ли это ускорить? — попросил Девон.
Бедняга священник старался, хотя безнадежно спотыкался на длинном имени Девона: Девон Уильям Джордж Стивен Одни. Потом он наконец добрался до вопроса, и Девону пришлось давать ответ.
— Да, беру. Ничто ни на небе, ни на земле не помешает мне взять эту женщину в жены.
— Тогда я объявляю вас мужем и женой, — заключил преподобный. — А теперь я быстро, как только могу, заполню свидетельство о браке, и вы его подпишете.
Когда священник присел за крошечный письменный стол Энн, Девон позвал повитуху. Женщина торопливо приблизилась к Энн, подняла юбки и посмотрела.
— Головка начинает показываться.
— Какой сумасшедшей я была, что дотянула до этого момента, — поморщилась Энн.
— Все уже сделано. — Девон взял ее за руку и поцеловал. — Ты моя жена. И никогда от меня не сбежишь.
Священник подошел с брачным свидетельством. Девон подписал его, потом подержал бумагу, чтобы это смогла сделать Энн. Быстрым росчерком пера она стала женой Девона.
Энн думала, что если появилась головка малыша, роды пройдут быстро. Но очевидно, головка снова скрылась. Настоящая родовая деятельность только началась. Энн тужилась, дышала, кричала и напрягалась. От боли, усталости и тревоги у нее кружилась голова. Это точно не должно было длиться так долго, когда ребенок был так близко. Энн тужилась изо всех сил, но дело не продвигалось. В один жуткий момент повитуха велела ей сопротивляться желанию тужиться. Энн попыталась, ее тело протестовало. Но Девон держал ее за руку, разговаривал с ней, и ей удалось это сделать. Она поняла, почему мужчины шли в бой ради него. Он знал способ заставить ее поверить, что она сумеет это сделать.
— Хорошо, мисс…
— На самом деле, — поправил повитуху Девон, изящно растягивая слова, — мисс Беддингтон, я хотел сказать, миссис Одли, моя жена и герцогиня Марч.
— Герцогиня? — побледнела женщина. — Господи. Э… ваша светлость, вы должны как следует тужиться. — Повитуха сжала ногу Энн и, согнув в колене, прижала ее к бедру. Энн тужилась изо всех сил, но повитуха просила ее сделать это снова и снова.
— Энн, головка показалась, — раздались слова Девона.
Энн слишком устала, чтобы сказать что-то в ответ, но рассмеялась от радости.
— Давайте еще, тужьтесь, ваша светлость, — торопила ее повитуха.
Наконец Энн показалось, как что-то выскользнуло из нее, и комнату наполнил крик ребенка.
— Хороший и здоровенький, — триумфальным голосом объявила повитуха.
Энн ощущала радость, от которой у нее кружилась голова.
— Будьте так любезны, ваша светлость, одеяльце, — попросила повитуха и подала Энн завернутого младенца.
— Это мальчик или девочка? — смущаясь, спросила у Девона Энн.
— Я забыл посмотреть.
Энн засмеялась, вне себя от облегчения и счастья.
— Я думала, что герцоги очень хотят иметь сыновей.
— Я буду любить и дочь. Хотя, если она станет такой, как мать, то я очень скоро поседею. — Девон осторожно развернул одеяло, и они оба заглянули туда.
— В таком случае ты спасен, — хихикнула Энн. — Мальчик. — Слава Богу, ей хватило ума и мужества, чтобы выйти замуж за Девона, поэтому его сын может стать его наследником. И слава Богу, что Девон оказался таким терпеливым мужчиной, который все это время ждал ее и добивался.
Повитуха обрезала пуповину ребенка и завязала ее. Энн поняла, что работа еще не совсем закончена: ее долго и безжалостно массировали, пока не вышел послед. А еще она совсем забыла о кровотечении.
— Похоже, кровотечение уменьшается, — с довольным видом кивнула повитуха, — а это очень хороший знак. Я уверена, все прошло хорошо. — Седоволосая женщина помогла Энн приложить ребенка к груди.
— О Боже, — произнесла Энн, обращаясь к Девону, когда ей наконец удалось заставить маленький ротик захватить сосок. — Я думала, что все это произойдет само собой и с легкостью.
— Это приключение, через которое мы должны пройти вместе, дорогая моя жена.
Сын сосал грудь и смотрел на нее удивительно мудрыми глазами. Он напоминал старого джентльмена со сморщенной кожей, приплюснутой головой и огромными глазами фиалкового цвета. На затылке виднелось кольцо темных волос:
— Какое же путешествие тебе пришлось проделать, малыш, — тихо сказала Энн и посмотрела на Девона. — Хочешь подержать его?
— Мечты сбываются, — восхищенно улыбнулся Девон.
Четыре недели у бедняги Девона не было возможности провести брачную ночь. У Энн это вызывало тревогу, а он, похоже, относился к этому спокойно. Он настаивал, чтобы она отдохнула и восстановилась, а сам все время проводил с сыном, которого они назвали Уильямом. Так звали отца Энн и отца Девона.
Наконец наступила ночь, которую Энн была готова провести с Девоном. В золотистом пеньюаре, с распущенными волосами, она стояла перед высоким зеркалом в подвижной раме. Ее волосы обрели природную окраску и ниспадали до пояса. Да и сама Энн изменилась. У нее округлилась фигура после рождения Уильяма, располнела грудь. Казалось, что одного взгляда в зеркало достаточно, чтобы она стала наполняться молоком, и Энн недовольно поморщилась. «Только бы не намок пеньюар», — подумала она.
Энн повернулась и посмотрела на дверь в комнату Девона. Они жили в Эверсли, одном из четырех поместий Девона. Кто к кому должен прийти в брачную ночь: она к нему или он к ней? Энн не догадалась спросить. В начале их отношений она так настойчиво преследовала его. А потом уже Девон преследовал ее, отправившись за ней в погоню в Лондон, потом искал на торфяниках и убедил перестать прятаться и обрести счастье. А вот сейчас, кто кого должен преследовать?
Но был еще один вопрос, который тревожил Энн еще больше: что хочет Девон от своей жены? Она дерзко соблазняла его, чтобы стать его любовницей, но, может, теперь ей следует вести себя в постели скромно? Если она будет несдержанной в постели, не напомнит ли это герцогу о ее прошлом?
Набравшись смелости, она подошла к двери, толкнула ее и, сделав шаг, уткнулась прямо в крепкую грудь Девона, прикрытую халатом. Они встретились на полпути.
Засмеявшись, он поцеловал ее. Но Энн испытывала напряжение и неловкость, как было в самом начале их знакомства. Девон, должно быть, почувствовал это и сделал шаг назад.
— Я не знаю, что мне делать, — дрожа всем телом, призналась Энн. — Я не знаю, как мне, теперь уже в качестве жены, любить тебя.
Девон заключил ее в объятия и повел в спальню.
— Я хочу, чтобы ты была самой собой.
— Но жены должны вести себя… пристойно.
Девон засмеялся, а Энн нахмурилась. Она мучается неизвестностью, а он посмеивается.
— Я обожаю твою несдержанную чувственность, Энн, — заверил ее Девон. — В этом нет ничего плохого, и это вовсе не говорит о том, что ты грешна. Нет такого правила, которое утверждает, что ты обязана лежать подо мной не шелохнувшись, как доска, не получая удовольствия, потому что ты — моя жена.
Энн не выдержала и тоже засмеялась. После этих слов ее страхи казались… глупыми.
— Я люблю тебя, герцогиня Энн. Ты приворожила меня. И в постели, и за ее пределами должно быть партнерство.
И, словно желая доказать свои слова, Девон отнес ее и положил на свою огромную кровать, а сам грациозно развернулся так, что его губы оказались рядом с ее жарким лоном, а его напряженная плоть пульсировала у нее перед глазами. Энн выгнулась и обхватила ее губами. Она обожала этот пряный, земной вкус его кожи, ощущение набухающей и пульсирующей плоти. Девону пришлось остановить свои ласки, он издал глубокий стон. А потом они вместе, как настоящие партнеры, ласкали друг друга, терзали сладостной мукой прикосновений, неистово стремясь к вершинам страсти.
Энн вскрикнула, когда наступил долгожданный момент экстаза, откинулась на кровать, испытывая невероятное наслаждение. Ей казалось, что она парит в невесомости.
— Идеальная брачная ночь, — пробормотал Девон. Он перевернулся и прижался губами к ее губам. Энн почувствовала на его губах вкус влаги из заветных глубин своего тела и знала, что он тоже ощущает свой запах у нее на губах. Еще мгновение, и он вошел в нее.
— Моя, — выдохнул он ей прямо в губы. — Моя навсегда.
— А ты — мой, — прошептала она в ответ.
Теперь он был с ней таким же безудержным в своих любовных фантазиях, как и в то время, когда она была его любовницей. Джентльмены, кажется, всегда хотят, чтобы их удовольствия носили развратный характер. Энн снова и снова взлетала к новым, неизведанным вершинам экстаза, и вскоре, когда Девон снова вошел в нее, она, в который раз достигая высшей точки блаженства, могла только судорожно глотать воздух.
Наконец он бессильно рухнул на нее.
— Ты истощила меня, мой ангел, — сказал он, приподнявшись на локтях.
