Эжени Прайс - Свет молодого месяца
— Конечно, Хорейс, дорогой. Нам хватит вполне, — ответила Каролина. Мэри промолчала.
— Я купил старый фургон, Дебора, для наших вещей. Мы поделимся запасами с Мэри и тетей Каролиной.
Когда настало время расставаться, Дебора обняла Мэри и поцеловала ее.
— Я каждый день буду молиться за тебя, дорогая сестра, — сказала она. — За тебя и тетю Каролину, и маму Ларней, и папу Джона, и за наши дома, оставшиеся там.
Это была очень простая короткая речь, но все слышали ее, и Мэри больше не могла выдержать.
— Мне стыдно за себя, — сказала она с усилием. Она стояла очень прямо, ее черное шелковое платье развевалось от ветра с реки. — Я не сделала ошибки, — я была права, когда хотела остаться в Розовой Горке. Если бы какие-нибудь янки пробрались на Сент-Саймонс, я бы справилась с ними одна. Но с моей стороны было нехорошо дуться. Пожалуйста, все простите меня. Нам следовало остаться дома, но уж раз так не получалось, все равно у нас дела пойдут хорошо. У всех нас дела пойдут хорошо.
Она обняла Дебору и детей, затем подбежала к Хорейсу, бросилась в его объятия и заплакала. Он поддерживал ее, пока она не освободилась резким движением, высморкалась, и, стоя совершенно прямо, заявила:
— Ну, ладно, хватит, теперь будем ждать, чтобы янки сдались.
Хорейс смог оставаться с семьей немногим более года, этого было достаточно, чтобы устроить их в тесном, продуваемом насквозь коттедже в Бернейвилле, поблизости от одной из немногих сохранившихся железных дорог. Он купил несколько свиней и корову, капитально отремонтировал полуразвалившийся амбар, привел в порядок дом, насколько это было возможно, расчистил имевшийся там акр земли и засеял его. Через два дня после рождения их девятого ребенка, Анджелы Ла Коста, он получил приказ прибыть назад на Сент-Саймонс не позднее пятнадцатого марта. Был сформирован полк из людей старшего возраста, прозванный «Младенцы», под командованием майора Смита, и к весне 1863 года у Хорейса нарушилась постоянная связь с Деборой и с семьей.
Глава XLV
«30 апреля 1863 года
близ Долтона, Джорджия
Моя Дебора!
Один Бог знает, когда я смогу отправить это письмо, но чтобы остаться в здравом уме пока мы ждем здесь, в холмах северной Джорджии, я должен написать просто ради себя самого. Я здоров, нервничаю, угнетен напрасной тратой времени из-за этого ожидания. Мы ожидаем, что нас переведут в Долтон к лету и командиром будет генерал Джонстон. Что будет потом не знаю. Я стараюсь не загадывать даже на час вперед. За то время, что я здесь, было несколько религиозных собраний «возрождения веры» и многие говорят, что они утвердились в вере. Я посещал их с удовольствием, хотя служба очень отличается от нашей. Пожалуй, единственное, что дает мне право считать себя религиозным человеком, это надежда на то, что Бог меня не оставит. Я знаю, что Он следит за тобой, моя любимая, и благодаря твоим молитвам, за мной тоже. Поцелуй от меня детей и скажи им, чтобы они слушались тебя.
Твой любящий муж Хорейс Банч Гульд».
«23 июня 1863 года.
Бернейвилль, Джорджия
Дорогой мой муж!
Мы все здоровы и с помощью Божьей, а также моего медицинского справочника я постараюсь, чтобы так было и дальше. Кругом здесь все время умирают дети, но наши голубчики здоровы и с каждым днем у них усиливается аппетит. Нам не легко, и если бы я пыталась уверить тебя в обратном — это была бы ложь. Но самое тяжелое для меня, — быть в разлуке с тобой, так что я даже не вижу твое милое лицо. В случае, если ты не получил письмо от Мэри на этой неделе, сообщаю тебе, что верная старая мама Ларней скончалась. Она умерла во сне; ей уже порядочно за восемьдесят лет. Папа Джон от горя слег. Но тебе поднимет настроение, когда ты узнаешь, что твоя сестра Джейн поселилась с Мэри и тетей Каролиной, а ее муж служит Конфедерации. Джейн привезла лишние платья, и Мэри в восторге. Ее старое черное шелковое платье сносилось. Я обещала Мэри в моем последнем письме, что сообщу тебе эту хорошую новость. У меня давно нет писем от тебя. Я терпеть не могу кофе из поджаренной кукурузы, и мне, как и детям, надоедает однообразная еда, но мне ничего не тяжело, кроме одного — не знать, что с тобой ничего не случилось. Я знаю, что ты пишешь, когда есть возможность, и могу только надеяться, что письмо скоро придет. Железные дороги закрываются одна за другой. Странное это время, и мы оба живем в странных местах, но мы всегда соединены в Боге. От всего сердца я хотела бы быть уверенной, что для тебя Бог так же реально существует, как для меня. Мне необходимо знать, что ты понимаешь, как близко Он пребывает к нам обоим.
С глубокой любовью Дебора Гульд».
«24 декабря 1863 года.
В окопах в Долтоне
Дорогие мои Дебора и дети!
Генерал Джонстон давно принял командование, и все-таки мы все еще сидим в окопах в Долтоне и все еще ждем. Вчера вечером шел снег, и я вспомнил мои школьные дни в Нью-Хейвене. Скажи Хорейсу и Джимми, что их отец лучше всех бессмысленно швырял снежки в циферблат больших часов Лектория на территории старого Йеля. Наши дети никогда не видели снега. Может быть, когда все это кончится, мы сможем привезти их сюда. Для меня, это, конечно не поддается сравнению с нашим островом, но, особенно весной, я нашел что северная Джорджия — цветущая и красивая местность. Я опять надеюсь, что это письмо дойдет до тебя, и что твое тоже придет. Ответить на все твои вопросы было бы трудно, и тебе на мои тоже. Я не получаю писем от Мэри, но, конечно, меня успокаивает и радует, что Джейн живет у нее. Молись за меня, моя Дебора, как и я стараюсь молиться за вас всех. Я пишу на колене, прислонясь к ограждению, покрытому мешками, чтобы было хоть немного теплее. Трудно поверить, что сегодня сочельник, и еще труднее поверить, что мама Ларней умерла. Она мне все еще нужна. Странный это мир, куда решил явиться Вифлеемский Младенец.
Твой преданный муж Хорейс Банч Гульд».
«7 мая 1864 года.
Любимый мой муж, мистер Гульд, дорогой!
Несколько месяцев тому назад я старалась убедить тебя, что Бог никого не выпускает из поля зрения. Прости меня, мой дорогой, но почему ты чувствуешь, что у тебя нет личной связи с Богом, в то время как он делает все возможное, чтобы заботиться о нас? Когда я каждый вечер молюсь в этой полуразвалившейся хибарке, я прошу не только о том, чтобы ты был невредим и чтобы мы поскорее вернулись в Блэк-Бэнкс, но и о том, чтобы ты наконец понял, что у человека нет возможности уйти от внимательного взгляда Отца. Я скучаю по нашей маленькой церкви в Джорджии, но все яснее понимаю, что Бог присутствует там, где мы находимся. Почему тебе не обратиться к Нему? Что ты от этого потеряешь, мистер Гульд, дорогой? Просто скажи: Боже! Ты здесь, со мной? Он как-нибудь даст тебе понять, что он близко. Дети здоровы и я тоже, только ночью, когда они спят, я плачу совсем тихонько от тоски по тебе и потому что держаться бодро в течение дня стоит большого напряжения. Самое тяжелое — не знать, жив ты или нет, здоров или болен. Мои молитвы сопровождают тебя всегда, и Бог сопровождает тебя так, как я бы не могла, даже если бы у меня была возможность быть с тобою в этих слякотных окопах.
