Мэри Бэлоу - Соблазнительный ангел
— Стивен, — пробормотала она, чуть касаясь губами его горла, — ты ни о чем не жалеешь?
Он зарылся пальцами в ее волосы, затем сжал ладонями ее лицо.
— А ты? — прошептал он.
— Так нечестно! — воскликнула Кассандра. — Я спросила первой!
— Я уверен, что жизнь состоит из нескончаемой череды решений, которые необходимо принимать каждый день. Куда пойти сейчас? Что съесть? Что делать в первую очередь? И каждое решение, важное или не очень, неуклонно ведет нас в направлении, которое принимает наша жизнь, пусть мы даже этого не сознаем. Встретившись в Гайд-парке и на балу Мэг, мы поняли, что перед нами поставлен выбор. Но не знали, куда этот выбор нас в конце концов приведет, не так ли? Считали, что идем в каком-то определенном направлении. А пришли именно сюда, приняв множество решений и выбирая одну из множества дорог. И я не сожалею ни о чем, Касс.
— Значит, это судьба привела нас сюда? — уточнила Кассандра.
— Нет, — покачал головой Стивен. — Судьба лишь дает нам возможность выбора. Но принимаем решения мы. На балу Мэг ты могла выбрать кого-то другого. Я мог отказаться танцевать с тобой.
— О, ни за что! — воскликнула она. — Я была неотразима.
— Это правда, — признался Стивен, улыбаясь.
— Конечно, я могла бы отпустить тебя с миром, когда поняла, что ты согласен продолжать связь только на собственных условиях.
— О нет, — простонал он, — это невозможно, Касс. Я был неотразим.
— Но на что ты годишься сейчас? — спросила она, понижая голос и опуская ресницы. — На то, чтобы беспрестанно болтать в свою брачную ночь?
— Ну… раз слова тебя не удовлетворили, нужно переходить к действиям.
Они улыбнулись друг другу… однако улыбки внезапно померкли, и Стивен поцеловал жену.
Она знала его тело. Знала его ласки. Дважды ощущала его в себе. Знала гладкость кожи и запах. Но в следующие полчаса, а потом и за всю долгую ночь обнаружила, что не знает ничего. Потому что тогда его обуревали похоть и угрызения совести и Кассандра чувствовала его наслаждение и свое почти наслаждение. Но она не знала его любви.
До сегодняшнего вечера. До их брачной ночи.
Сегодня она познала его тело и его ласки, и не только. Еще много-много всего. Сегодня ночью был он и была она. И четыре раза они соединялись в единое целое. Становились одним существом, парившим над пропастью безумной страсти, взлетавшим в ту высоту, для которой не было ни слов, ни названий, которую потом было невозможно запомнить и описать… пока все не повторялось снова.
— Касс, — сонно пробормотал он, когда в окно заглянул рассвет и ранняя птичка уже принялась выводить трели, практикуясь в искусстве пения. — Хотел бы я знать тысячу способов сказать тебе о любви. Или миллион.
— Зачем? — засмеялась она. — Ты бы говорил и говорил, а я уснула бы задолго до того, как ты закончишь.
Стивен тихо усмехнулся.
— Кроме того, — добавила Кассандра, — не представляю, как могут надоесть три этих простых слова. Я готова обойтись ими.
— Я люблю тебя, — прошептал Стивен и, приподнявшись на локте, потерся о ее нос своим.
— Знаю, — выдохнула Кассандра в ответ, после чего Стивен придавил ее своим телом и снова показал, как умеет любить… на этот раз без слов.
Другая птичка, а возможно, и та же самая, пела еще кому-то. Тому, кто уже успел встать в этот ранний час. Он не ночевал в Уоррен-Холле. Не уехал в Финчли-Парк с остальными членами семьи. Да и как он мог поехать, если они с Эллиотом все эти годы перекинулись едва ли десятком слов?
Эллиот обвинил его в краже у Джонатана, бывшего легкой добычей для разного рода мошенников. Эллиот обвинил его в распутстве. В том, что он наградил внебрачными детьми множество женщин по всей округе.
Эллиот, который когда-то был его ближайшим другом и сообщником по преступлениям.
Константин никогда не оспаривал его слов.
И никогда не оспорит.
Он провел ночь в доме своего приятеля, Филиппа Грейнджера.
И теперь стоял на церковном дворе, у маленькой часовни, где Стивен вчера венчался с леди Паджет. На дорожке и траве все еще были рассыпаны розовые лепестки, которыми дети осыпали жениха и невесту.
Константин подошел к одной из могил и долго с грустью смотрел на надгробие. Длинный черный плащ и цилиндр, защищавшие от утренней прохлады, придавали ему почти зловещий вид.
— Джон, — мягко сказал он, — похоже, скоро на свет появится новое поколение нашей семьи. Никто ничего мне не говорил, но я готов поставить все свои деньги на то, что леди Мертон уже носит ребенка. Похоже, она оказалась порядочной женщиной. Да и Стивен тоже человек порядочный, хотя очень хотелось бы, чтобы это было не так. Думаю, они бы тебе понравились. — Несколько розовых лепестков, побуревших по краям, усеяли могилу. Кон наклонился, чтобы собрать их, и смел один лепесток с надгробия. — Нет, — продолжал он, — ты бы их полюбил, Джон. Ты всегда любил щедро и без разбора. Ты любил даже меня.
Последнее время Константин нечасто приезжал в Уоррен-Холл, и по правде сказать, это давалось ему нелегко. Но иногда он тосковал по Джону. Даже по тому, что осталось от брата: небольшой могильный холмик и надгробие, уже потемневшее и немного поросшее мхом.
Сейчас Джону было бы уже двадцать четыре года.
— Мне пора, — сказал Константин. — До следующего раза, Джон. Покойся с миром. — Он повернулся и, не оглядываясь, пошел к воротам.
Эпилог
Мир сузился до кокона, пронизанного болью, и нескольких блаженных моментов передышки, когда можно было немного отдышаться, чтобы смело встретить новую схватку. Роды оказались длинными и трудными. Но Маргарет не переставала уверять Кассандру, что поединок с болью и родовые муки, в результате которых появляется ребенок, и есть главное предназначение женщины.
— Мужчины ничего не понимают, — презрительно бросила она, когда Стивен в очередной раз заглянул в дверь, но не слишком сопротивлялся, когда его в очередной раз прогнали.
— Они даже не способны вынести чужую боль!
«Возможно, — думала Кассандра, — трудно смотреть на чужую боль, когда именно ты являешься ее причиной, но никак не можешь остановить ее или хотя бы разделить».
Но у нее не было времени для столь сентиментальных раздумий, тем более что она твердо решила никогда больше не подпускать к себе Стивена.
«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста», — твердила она про себя, захлебываясь под очередной атакой боли, невыносимо сжимавшей живот и разрывавшей матку.
Пожалуйста что?! Прекрати боль? Позволь младенцу родиться? Позволь ему родиться живым и здоровым?
