Валерия Вербинина - Синее на золотом
– Гражданин полковник, надо уходить!
Шатаясь, Франсуа сделал несколько шагов прочь, но внезапно сообразил что-то, вернулся, снял с древка французский флаг и поцеловал его, несмотря на то, что его самого теперь уже обстреливали со всех сторон.
– Это мы вам не оставим! – крикнул он задорно.
Денщик подвел ему лошадь. Не без труда Франсуа поднялся в седло – сказывались ранения, которые он получил, – и стал руководить отступлением своих людей, следя, чтобы оно не переросло в панику.
На юге города форт был отрезан от Дюнкерка, и англичане шли на приступ, штурмуя и форт, и городские укрепления.
– Сдавайтесь! – кричал Робер де Ларсак седому полковнику, который командовал фортом. – Сдавайтесь, и вам сохранят жизнь!
– А пошел ты!.. – был ответ.
Ворона, взлетевшая с пустыря возле «Золотых ворот», издала хриплое карканье и в страхе поднялась повыше. С высоты птичьего полета было прекрасно видно, что происходит в городе. Вот слева красные фигурки в трех местах прорвали стену и гнали солдат в синем… А внизу ручеек из красных фигур тоже прорвался в город, но там синие фигурки пока держались и не пускали.
Внезапно тонкие ленты каналов стали набухать и шириться на глазах. Первым взорвался Бергский. Вода хлынула через дамбу и полилась на равнину, снося все на своем пути. Она поволокла за собой солдат в красном, смяла их ряды и залила пушки, сбила с ног Робера де Ларсака, и он, ослепленный, стал барахтаться, ругаясь на чем свет стоит. Кое-как он поднялся на ноги, но вода доходила ему до пояса, и через дамбу неслись все новые и новые потоки. Из форта Луи донесся торжествующий крик.
– Да здравствует республика! Бей англичан!
В своей комнате Амелия подошла к окну – и поразилась, увидев, как поднялся канал Кюнетт, и вода в нем вот-вот готова хлынуть через край. «Они открыли шлюзы!» – сообразила она. Но тут она увидела солдат в красном, которые бежали по улице, и сердце у нее упало. Не раздумывая, она бросилась вон из комнаты.
– Ева! – закричала она, сбегая по лестнице. – Ева, запирай все двери, никого не пускай! Слышишь? Никого!
Ева уже и без ее указаний заперла черный ход и закрыла окно ставнями, понимая, что дело идет к захвату города, а в такие моменты грабеж неизбежен.
– Кристоф! – Амелия увидела старого дворецкого и переключилась на него. – Двери заперты? Ты запер двери?
– И не надо на меня кричать, я не глухой, – обиделся слуга. – Двери закрыты. Да что случилось-то? Шумят тут только… без толку…
Он явно собирался ворчать и дальше, но тут входная дверь, закрытая только на один хлипкий замок, распахнулась от удара, и на пороге показался Арман, державший в руке окровавленную саблю.
В следующее мгновение их взгляды с Амелией скрестились.
До этого он много раз представлял себе, как они встретятся и что именно он скажет этой жалкой шпионке, которая так ловко обвела их всех вокруг пальца. Но стоило ему увидеть это королевское лицо, эти глаза в черных ресницах, как он вспомнил о Бэйли, о юноше в яме, и его охватил ужас. Не отдавая себе отчета в том, что он делает, он крикнул:
– Амелия! Беги! Беги, черт бы тебя побрал!
Она непонимающе посмотрела на него… но сзади уже надвинулась чья-то тень. До Амелии донесся крик Евы, а потом она ощутила удар по голове, мир подернулся темной пеленой – и не стало ничего.
Ничего.
Совсем.
Глава 8
Холодно… Голова тяжелая-тяжелая. И еще кто-то постоянно плачет на одной и той же ноте, и это ужасно утомляет.
– Сударыня! Вы живы! Слава богу! Я уж думала, этот негодяй убил вас!
И Ева заходится в плаче, и на кончике ее носа, на самой бородавке, тоже дрожит слеза.
Амелия попыталась приподнять голову, но оказалось, что сделать это тяжело, почти невозможно, так что ей пришлось отказаться от этой мысли. Дотронувшись до головы рукой, она обнаружила, что на лбу у нее лежит намоченное холодной водой полотенце, и поморщилась. Она лежала на какой-то жесткой кровати, а сверху нависал сводчатый потолок. Окно в комнате было совсем маленькое, и свет почти не проходил сквозь него.
– Где я? – прошептала она.
Ева хлюпнула носом.
– Онскот, – сказала она, – или Гондскооте, я так и не разобралась. Французы говорят так, фламандцы – этак…
– Почему я здесь? – спросила Амелия. – Что с Дюнкерком? Он взят?
Ева с испугом посмотрела на нее.
– Неужели вы ничего не помните? Господин виконт ударил вас, а потом они увезли вас… и я побежала за вами. Они не хотели меня брать, но им пришлось, потому что я не отставала… – Служанка поколебалась. – Они знают, что вы не Амелия фон Хагенау, – наконец решилась она.
– А, – вяло промолвила Амелия, закрывая глаза. – Ты сказала им, кто я?
Ева энергично затрясла головой.
– Нет! Я же дала вам клятву… А клятвы даются для того, чтобы их исполняли! Они ничего не знают.
– А Дюнкерк? – упрямо повторила Амелия.
– Они почти взяли город, – вздохнула Ева. – Но синие открыли шлюзы… Хлынула вода. Англичанам пришлось отступить. Теперь, кажется, шлюзы закрыли, спешно чинят стены… Только город все равно долго не продержится.
Дверь растворилась, и на пороге нарисовался один человек, или даже двое – Амелия не была уверена. Все плыло перед ней как в тумане.
– А! – доносится до нее насмешливый голос Робера де Ларсака. – Мадам пришла в себя?
– Не смейте так с ней говорить! – шипит Ева.
Амелия закрыла глаза. В детстве все легко: закроешь глаза, решишь, что вокруг ничего нет, и можно воображать елку, увешанную игрушками, или новую куклу, которую подарят на именины, или книжку, где много всяких сказочных историй. Но сейчас внешний мир упорно не желал ее отпускать. Она услышала звяканье стекла, звук льющейся жидкости – и, открыв глаза, натолкнулась взглядом на лицо Армана, который протягивал ей стакан воды.
– Выпейте. Вам станет легче.
Он увидел, как потемнели ее глаза. Она резко оттолкнула его руку – с такой силой, что вся вода выплеснулась ему в лицо.
– Хорошенькое начало, – уронил Робер де Ларсак. – Как я понимаю, сторонники республиканцев не приемлют услуг от роялистов? Что ж, дело ваше, прекрасная дама. Но за то, что вы натворили, вам все равно придется отвечать! – Он повернулся к двери. – Господин де Флавиньи! Будьте так добры, подойдите сюда.
Арман вытер лицо, поставил стакан и сел. По правде говоря, он уже жалел, что пришел сюда. Она явно ненавидела его, это было видно по ее лицу. А он-то, глупец, признавался ей в любви! Готов был дать ей свое имя, если она окажет ему честь стать его женой!
В комнате прибавилось народу. Вошел Никола де Флавиньи, за которым следовал Себастьен де ла Трав. Никола был мрачен – он только что узнал о смерти сестры и о том, что вместе с ней погиб и ее нерожденный ребенок. Вслед за ним вошла Тереза, обмахиваясь веером. Ее губы кривились в злобной усмешке. Последним появился Оливье де Вильморен и стал возле дверей, скрестив руки на груди.
