Мэдлин Хантер - Украшение и наслаждение
«Что недоступно женщинам, — добавила Эмма про себя. — Потому что женщины не обладают ни ловкостью, ни силой».
— Иди спать, Эмма. Все кончено.
Да, все было кончено, но все-таки не совсем. Однако очень скоро и впрямь должен был наступить конец.
Он не говорил об их страсти и любви, но сейчас она думала только об этом. О том, что всему этому в ближайшие же дни настанет конец. О том, что его тепло и поддержка исчезнут из ее жизни. Она никогда не подходила ему даже как любовница, а уж после того, что совершила…
Его друзьям было известно, что она согласилась помогать Ходжсону. Скоро об этом станет известно и правительству. Да, в конце концов мисс Фэрборн образумилась, но на ней все же осталось пятно ее греха.
— Я засыпаю… — прошептала она.
— Вот и хорошо. Оставайся в моих объятиях. Ночь будет долгой.
— Спать — это было бы прекрасно. Но ведь жаль тратить время на сон. Ты так не думаешь?
Своим поцелуем он сказал ей, что прекрасно ее понял. Ведь прежде всего он был мужчиной.
И она была благодарна ему за то, что он не счел ее слишком хрупкой.
— Мне очень нравится, мисс Фэрборн, когда вы изъясняетесь с такой прямотой. Если бы было необходимо, я бы притворился целомудренным рыцарем, но моя кровь не такая холодная.
Она тихо засмеялась, уткнувшись носом ему в грудь. Затем высвободилась из его объятий и направилась в свою спальню. Там сейчас горела всего одна свеча, освещавшая только ее туалетный столик и зеркало. И пламя, трепетавшее в зеркале, напомнило ей бальный зал, канделябры и восхитительную люстру у нее над головой.
К тому времени, когда Дариус переступил порог ее спальни, на нем уже не было ни плаща, ни сюртука. И он тотчас же занялся ее платьем.
— Эмбери отчитал меня за то, что я позволил тебе ходить в этом старом платье и в таких ужасных сапогах.
— Но ты же все объяснил? Сказал, что в своем нетерпении сорвал с меня платье и испортил его безнадежно?
— Говоришь, нетерпение? Нет, ошибаешься, то был порыв подлинной страсти.
На сей раз Эмма настояла на том, чтобы вся одежда была аккуратнейшим образом сложена — ведь она ей не принадлежала. Когда же они улеглись в постель, она осмотрелась и тихо сказала:
— Если дух папы здесь, едва ли он возражает…
Дариус тоже осмотрелся:
— А ты думаешь, он здесь? Ты веришь в такие глупости?
— Сейчас — нет. Но до того, как ты похитил меня, верила.
— Право же, Эмма, это не было похищением в полном смысле слова.
— Это тогда я считала, что ты похитил меня. Но сегодня, когда мы сюда приехали… Сегодня я уже думаю иначе… — Она спустила плечики своей сорочки, обнажая грудь. Потом, откинувшись на подушку, прошептала: — Теперь я готова…
Он принялся ласкать ее груди, и Эмму тотчас же охватила восхитительная дрожь; ласки Дариуса сводили ее с ума, и она с наслаждением отдавалась тем удивительным ощущениям, которые он ей дарил. Его запах, его прикосновения, исходящее от него тепло — все это она старалась удержать в памяти навсегда.
С каждым мгновением ее возбуждение росло, она, проявляя нетерпение, взмолилась:
— Дариус, быстрее! Не могу больше!..
— Уже скоро, — сказал он, целуя ее в живот и приподнимая сорочку. — Но еще не сейчас.
Эмма не стала дожидаться. Раздвинув ноги, она согнула их в коленях и привлекла Дариуса к себе. Подчиняясь ей, он взял ее за бедра, и оба издали вздох облегчения.
При первых проблесках зари Дариус проснулся и тут же насторожился — казалось, инстинкты предупреждали его об опасности. Он потянулся за пистолетом, который оставил на столике возле кровати.
Все чувства его были обострены, и он отчетливо слышал топот сапог в нижней комнате.
Встав с постели, граф молча оделся, потом спустился по лестнице. Звуки исходили со стороны кухни. Держа наготове пистолет, Дариус старался двигаться бесшумно.
— Ты забрался сюда, чтобы воровать еду? — послышался вдруг голос Эмбери.
— Уверен, что леди не станет попрекать меня куском хлеба, когда узнает, что я близок к голодной смерти, — ответил Таррингтон. — Полночи я провел в море. — Послышался звон фаянсовой посуды. — Здесь есть еще немного ветчины. Хотите?
— Конечно… нет.
— Как вам угодно, милорд.
Дариус вошел как раз в тот момент, когда Таррингтон отрезал себе толстый ломоть ветчины. Эмбери сидел напротив контрабандиста.
Дариус забрал у Таррингтона тарелку с ветчиной и поставил ее перед виконтом. Потом отнял у обжоры нож и начал резать ветчину.
— Поделись хлебом, Таррингтон, — бросил граф через плечо.
Контрабандист подчинился. Потом, осмотревшись, спросил:
— А где же хозяйка?
— Думаю, она еще спит, — ответил Дариус.
Губы сидевшего рядом Эмбери дрогнули, но он все же сумел удержаться от улыбки.
— Если ты здесь, Эмбери, то, наверное, уже передал наших друзей с рук на руки, — заметил граф.
— Да, уже. Ходжсон и его гость направились в Лондон, как и было задумано. И все прошло гладко. Теперь ответственность за них взяло на себя министерство внутренних дел. Их люди ожидали на перекрестке, там, где Пентхерст указал ему в том письме, что отправил тебе. Если они потеряют их след, я убью всех, кто будет за это в ответе. После всех трудов, что мы взвалили на себя…
— Думаю, Пентхерст сказал своим людям то же самое, так что можно не сомневаться, что они будут стараться вовсю.
Эмбери сунул в рот кусок хлеба с ветчиной, и было видно, что он ужасно голоден.
— Ты знаешь, что французам понадобится не более нескольких месяцев, чтобы заменить каждого пойманного нами шпиона? — спросил вдруг виконт.
— Да, вероятно. И все же надо стараться изо всех сил. — Дариус наблюдал за контрабандистом, шарившим по кухонным шкафам. — Таррингтон, ты осмотрел лодку после того, как она отчалила от берега?
— Конечно. Ясно, что она использовалась также и для свободной торговли.
— Но только для того, чтобы замаскировать основную ее деятельность.
— Так вот, в этой лодке было множество мелких вещиц для контрабанды, полным-полно всякой всячины… — Таррингтон сунул в рот еще один кусок хлеба. — Милорд, стыдно сказать, но это оказались не французы, а наши парни. То была весельная лодка из Дила.
— Значит, они используют для своих целей весельную лодку? — спросил Эмбери. — Неудивительно, что до сих пор они были неуловимы. Двадцать четыре человека на веслах могут ускользнуть от любого парусного судна. Трудно ли догнать и захватить такую лодку?
Таррингтон внимательно разглядывал кусок хлеба. Пожав плечами, ответил:
— Точно не знаю, так как я человек законопослушный, но говорят, что в хорошую погоду весельная лодка может пересечь канал часов за пять. Что же касается команды, то у них добрые отношения с французами в Булони, и время от времени они оказывают им услуги. Ходжсон переправлял им товары. И все у них было замечательно.
