Алекс Айнгорн - Сердце и корона
Он почтительно склонил седовласую голову.
— Ваше право королевы, ваше величество. Но не будет ли дерзостью спросить вас, отчего зависит ваш ответ.
Она встала и прошлась по комнате, унимая предательскую дрожь.
— Мой ответ зависит от моего мужа. Вы удивлены? Представьте, он что-то значит в моей жизни. Я буду ждать его. Но я устала ждать. Мое терпение истощается. Если в семь его еще не будет, значит, не судьба, и в четверть восьмого я уже буду сидеть в карете.
— Но, простите, мадам, если все так просто, едем сейчас же. Вы пробудете в моем доме до вечера. К чему ждать, пока вернется Орсини?
— Сафон, вы не поняли меня. Я не боюсь, что Орсини помешает мне уехать. Если бы решение было принято, меня бы никто не удержал. Но это — это как гадание. Вы понимаете?
— Да, кажется, — сказал Сафон задумчиво. — Вы загадываете желание и раскладываете пасьянс. Складывается пасьянс — вы едете с Луизеттой, не складывается — остаетесь дома, как бы оно ни было дальше.
— Да, — она кивнула. — В общем, так.
— Чтобы сорвать наши планы, регенту достаточно отправить первого министра домой на несколько часов раньше, — рассмеялся Сафон.
— Ошибаетесь, — сухо сказала Изабелла. — Орсини всегда был сам по себе. Не думаю, что регенту удается помыкать им. Так что вряд ли что-то, кроме его собственного желания, может руководить его поступками.
Сафон буравил ее взглядом. Ей казалось, что он читает у нее в сердце.
— Надеюсь все же, что у регента найдется срочное дело для господина маркиза на вторую половину дня. Так что я буду ждать вас, ваше величество. Я не прощаюсь, — он нахлобучил шляпу и вооружился тяжелой тростью.
— Такой милый и такой хитрый старик, — усмехнулась Луизетта после его ухода.
— Он хочет быть министром.
Они услышали тяжелую поступь Мадлен. Выражение раздражения на ее лице усилилось.
— Я не нашла никакой книжки, — сказала она.
— Я найду ее сама. Пойдемте, Луизетта.
Она взяла бывшую фрейлину под руку и увела из гостиной.
— Зачем вы держите ее в доме, ваше величество? — прошептала Луизетта.
— Мадлен? Не знаю. Мне неудобно выгнать ее. Она моя родственница.
— Ну и что? Она как деревянный табурет среди мягких кресел, — пожала плечами Луизетта.
— Но выпроводить ее означает оскорбить моего мужа.
— А разве не стоит поставить его на место? Ох, простите, ваше величество.
— Не извиняйтесь, — улыбнулась Изабелла. — Пустяки.
— Вы несчастливы? — быстро спросила Луизетта, словно пугаясь собственных слов. Изабелла отвела глаза.
— Я несколько иначе представляла себе свою жизнь, — уклончиво сказала она.
Около шести Изабелла начала переодеваться. Она собиралась вступить в новую жизнь королевой. Она надела платье с глубоким вырезом. Поверх юбки из парчи светло-лимонного цвета была красная атласная, открывающая перед нижней, того же материала был корсаж и рукава. В половине седьмого Изабелла собрала самое необходимое и приказала заложить карету. Без десяти семь они с Луизеттой отнесли вещи в карету. Но Изабелла твердо решила дождаться установленного ею часа. Наконец она услышала, как пробило семь. Орсини не появился. Изабелла спустилась вниз. У двери стояла Мадлен.
— Куда вы? — спросила она.
— Я уезжаю, — спокойно сказала ей Изабелла.
— Куда?
— Не знаю, — честно признала Изабелла.
— Как так? Что сказать Эжену?
— Ничего, Мадлен. Впрочем, что хотите.
— Вы едете в гости к этой даме?
— Пусть так. Прощайте, Мадлен.
— Когда вы вернетесь? Завтра?
— Никогда.
Мадлен тупо глядела на нее, не понимая. Изабелла отстранила ее. Дверца кареты захлопнулась, и до Мадлен донеся стук колес — Изабелла уехала.
Так случилось, что не прошло и десяти минут, как приехал Орсини. Раскрыв дверь, он сразу увидел Мадлен, стоявшую столбом на лестнице.
— Что-нибудь случилось? — спросил он. Мадлен мотнула головой.
— Что ж ты стоишь здесь?
Мадлен быстро пошла наверх.
— Стой, — остановил он ее. — Ты что, онемела?
— Нет.
— Слава богу, — заметил он и поднялся на второй этаж. Мадлен поотстала. Орсини прошел в комнаты Изабеллы. Ее платье было брошено на стуле, ящики выдвинуты, словно здесь что-то искали. Орсини огляделся. В комнатах царила тишина, тишина и беспорядок. Орсини позвонил, вызывая горничную. Никто не пришел — Изабелла рассчитала и отпустила ее.
— Мадлен! — заорал он, охваченный предчувствием несчастья.
— Где Изабелла?
— Она уехала, — угрюмо ответила сестра.
— Куда?
— Не знаю, Эжен.
— С кем?
— Откуда я знаю? С дамой, что пробыла здесь весь день.
Орсини ощутил некоторое облегчение.
— С дамой? Что за дама?
— Как же! Так мне твоя жена ее и представила!
— Ну хоть опиши ее, Мадлен!
— Да как я ее опишу? — сварливо отозвалась Мадлен. — Молодая.
— Ну напряги мозги! Рост? Комплекция?
— Высокая. Слишком высокая. Слишком худая.
— Блондинка?
— Какая-то темная, непонятный такой цвет. И глаза такие круглые, как сова, да, я еще подумала, как сова.
— Темноволосая, большие глаза навыкате, — подытожил Орсини.
— Некрасивая, — добавила Мадлен. Брат пожал плечами.
— У тебя все некрасивые. Как Изабелла ее называла?
— Я не помню. Что ты пристал? — раздраженно бросила она.
— Но она сказала что-нибудь перед отъездом?
— Ну да, сказала. Попрощалась. Спрашиваю, когда вернетесь-то. А она: «Никогда». Вот.
Орсини вздрогнул, его глаза расширились.
— Что, что ты сказала?
— Что слышал, не повторять же.
— Ты хочешь сказать, что она уехала навсегда?
— Я? Я ничего не говорю. А вот она так сказала.
— Мадлен, ты дура, ей-богу. Нельзя было позволить ей уехать.
— Я не сторож твоей королеве. Нечего было жениться на этой барыне. Она не пара тебе, братец, — ядовито заметила Мадлен. — А коли женился, так надо было держать ее ежовых рукавицах, а не позволять ей делать, что захочет. Нужно было…
— Да замолчи уже, Мадлен. Что ты можешь понимать в этом, когда саму замуж не взяли?
— Да как ты смеешь! — взвизгнула Мадлен. Орсини заткнул уши, заглушая ее голос.
— Уймись, Мадлен, и убирайся с глаз долой.
Она упрямо поджала губы и не двинулась с места.
— Ты обращаешься со мной, как с прислугой, братец. Я — не прислуга. Я, конечно, не королевского рода, но я не прислуга.
— Ты не прислуга, — кивнул он. — Ты просто глупая деревенская девка.
— А ты? Чем ты лучше меня? Ты одной со мной крови.
— Это не зависит от происхождения. Это — состояние души. Оставь меня одного.
