Жюльетта Бенцони - Изгнанник (LExilé)
Заслонившись ладонью, Роза заставила его замолчать.
— Ни слова больше, Гийом! Здесь не то место, и сейчас неподходящий момент... В любом случае наше время ушло!
— Если время ушло, почему бы ему не вернуться? — возразил он.
— Не думаю, чтобы это было возможно. Видите ли, Гийом, мы с вами, вероятно, поторопились с нашими мечтами. Жизнь привела нас в чувство.
— В чувство? Заставив меня совершить ошибку, за которую я не перестаю себя упрекать? Все, что вы могли бы сказать, никак не изменит того факта, что я всегда считал приезд мисс Тримейн в мой дом своего рода проклятием. С момента ее появления в «Тринадцати ветрах» все идет хуже некуда.
Госпожа де Варанвиль улыбнулась Гийому той ослепительной улыбкой, против которой невозможно было устоять: так умела улыбаться только она:
— Каждый из нас должен нести свой крест! Нет никаких причин для того, чтобы мы стали исключением.
Пожалуй, впервые в жизни Тремэн с гневом смотрел на ее прелестное лицо в ореоле черного капора, который подчеркивал изумительный персиковый цвет лица и пряди волос, в которых золото и медь смешивались с теплыми тонами каштана. Господи, как же она была красива, эта Роза де Варанвиль! Он знал ее излишне пухленькой, излишне неуклюжей. Но как в свои тридцать пять лет, после рождения троих детей и очень болезненного для нее траура, этой женщине удается выглядеть более сияющей и энергичной, чем любая молоденькая девушка?!
— Ваш крест, как я погляжу, не так уж и тяжел, моя дорогая Роза. Или это господин де Ламориньер помогает вам его нести?
Баронесса покраснела, а в ее зеленых глазах засверкали искорки гнева.
— Неужели вы стали сплетником, Гийом? Оставьте эти разговоры кумушкам и не беспокойтесь о моих друзьях! Или вы отказываете мне в праве иметь их?
— Нет, но...
Возвращение Элизабет, одетой в дорожное платье, не позволило ему договорить. Роза, впрочем, отошла к двум старым дамам, которые заканчивали по второму стаканчику, сидя у камина. Гийом вдруг почувствовал себя очень одиноким, как будто брошенным. По сути, так оно и было. Две женщины, которых он любил больше всего на свете, отвернулись от него. Они уедут вместе и унесут с собой весь свет его жизни, оставив его в темноте, полной ненависти и безумия. Как в детстве, у него появилось желание умчаться в поля, пока усталость не вытеснит печаль и не свалит его с ног, помогая забыться сном. Но следовало соблюдать приличия.
Усадив дам в карету, Гийом собрался забрать Сахиба, которого он, как всегда, оставил в небольшом яблоневом саду, чтобы конь лакомился тем, что найдет. В этот момент Анн-Мари потянула его за рукав:
— Зайди и тоже выпей стаканчик на дорогу! Мне кажется, тебя гнетут черные мысли. У тебя ужасный вид. Не хочешь поведать мне, что вы друг другу сказали?
— Не слишком много, но этого достаточно! Пробудет ли Лорна в моем доме долгие годы или уедет через восемь дней, теперь это уже не имеет никакого значения. Мне нечего более ждать от Розы. В Кутансе она снова встретила того, кто был когда-то в нее влюблен, и, судя по всему, она дорожит этим.
— Для этого ей пришлось бы сильно измениться! Вспомни! Когда ты и Феликс де Варанвиль впервые встретились с ней, Роза не обращала внимания ни на одного из тех, кто вился вокруг. Зато она сразу же решила выйти за твоего друга Феликса. Так почему бы ей вдруг проявлять интерес к ее новому другу?
Гийом выпил залпом щедрую порцию яблочной водки, которую поднесла ему мадемуазель Леусуа, попросил еще и грустно рассмеялся.
— Вы говорите как по писаному, Анн-Мари! Я бы слушал вас часами, но вы забываете об одном: с годами люди меняются, и я лучшее тому доказательство. Если бы в то время, когда Феликс женился на мадемуазель де Монтандр, мне сказали, что однажды я влюблюсь в этот слишком пышный цветочный букет, который все время вмешивался в то, что его не касалось, я бы назвал такого пророка безумцем. И вот теперь я умираю от любви к ней!
— Умирать определенно не следует! Живи, мой великан, и пусть время сделает свое дело!
— Время мне не поможет, если она выйдет замуж за Ламориньера!
— Уведомительные письма еще не написаны! Наша Роза — женщина благородного происхождения, но прежде всего она женщина... а не ангел. Только ангел смог бы проглотить, не поморщившись, тот отвратительный напиток, который ты заставил ее выпить по вине твоей племянницы. Может быть, ей тоже хочется по-своему тебе ответить?
— Если бы только ваши слова оказались правдой!
И все же уговоры давней подруги немного успокоили Гийома, как и тепло душистой водки. А еще ему согревала душу перспектива визитов в Шантелу — от него до Варанвиля меньше половины лье — и обещание мадемуазель Леусуа поселиться там, когда подойдет решающий момент. Поэтому Гийом шагом направился в «Тринадцать ветров», не обращая внимания на беспокойство Сахиба, который не привык к такому движению. Тремэну совершенно не хотелось возвращаться в свой прекрасный дом, ставший таким негостеприимным благодаря присутствию мисс Тримейн, обосновавшейся там, словно паук в паутине. И это нежелание оказалось настолько сильным, что Гийом на полдороге развернул Сахиба, пустил его галопом и вернулся в Сен-Ва, чтобы напроситься на ужин к своему старому другу, пекарю Луи Кантену. Порция вкусного горячего супа и вечер в кругу этой простой, гостеприимной и дружелюбной семьи принесут ему больше пользы, чем трапеза в компании элегически настроенного мистера Брента и двух мальчишек, которых уже приводили в отчаяние постоянные вздохи наставника.
А в это время Элизабет с удовольствием открывала для себя Шантелу. Маленький замок был построен в самом начале предыдущего века и стоял, по выражению госпожи де Шантелу, на «вздохе» земли. Поэтому он слегка, но все же возвышался над парком-садом, небольшим, но содержащимся в идеальном состоянии, над деревней с квадратной башней церкви, полями, лесами, живыми изгородями, парой ферм и над синей линией моря, того самого моря, откуда весенним утром появился Луи Шарль. Из Варанвиля моря было не видно, и будущая мать с радостью думала о том, что будет видеть его все предстоящие месяцы. Тем более что Элизабет отвели самую красивую спальню, из окон которой открывался вид именно на морское пространство.
Интерьер, который, благодарение Господу, совершенно не пострадал в тревожные дни Революции, напоминал уютное гнездышко. Комнаты небольших размеров — за исключением неизбежной большой гостиной — располагались одна за другой, заполненные изящной и дорогой мебелью, украшенной букетами из севрского фарфора, и уютными креслами с женственными очертаниями и мягкими подушками, обитыми атласом цвета зари или сирени (это был любимый цвет госпожи де Шантелу). Тут же стояли столики и консоли с грациозно изогнутыми ножками, на них теснились фигурки из фарфора и множество безделушек: статуэтки, табакерки, изделии из бронзы... Госпожа де Шантелу обожала подушечки, как и все мягкое и удобное, поэтому в комнатах их было огромное количество. Короче говоря, эта обстановка идеально подходила пухленькой хозяйке, напоминая о пышнотелой грации, столь дорогой сердцу ее возлюбленного...
