Саманта Джеймс - Пророчество любви
Алана покачала головой.
— Радберн, не упорствуй в глупости, иначе ты разобьешь сердце Женевьеве. Она уже потеряла однажды человека, которого любила, неужели ты хочешь, чтобы Женевьева страдала снова?
Радберн сжал зубы.
— Если бы я мог, то предложил бы Женевьеве все, что у меня есть. Но сундуки мои пусты, ты видишь: они разграблены норманнами! Чего же ты от меня хочешь? Что бы я предложил ей мой соломенный тюфяк в конюшне? Это невозможно, и думаю, вы, леди, понимаете, что я только делаю так, как будет лучше для Женевьевы.
Сердце у Аланы обливалось кровью. Сколь много потерял в жизни Радберн! Все надежды, все свои мечты…
Она умоляюще подняла на него глаза.
— Однажды ты сказал мне, Радберн, что мы должны примириться с норманнами, потому что нам их не победить. Я согласилась. Но это не значит, что твое положение должно оставаться таким ужасным. Может, ты сможешь служить Меррику, иначе… не косарем!
Радберн был непреклонен:
— Никогда Меррик не вернет мне свободу! И я не хочу видеть Женевьеву рядом с собой… на коленях перед ее братцем! Я хотел бы чувствовать себя мужчиной, а не грязным рабом!
Алана поспешила ответить:
— Женевьева не дорожит богатством, и тебе это должно быть известно! Ты говоришь, что готов предложить ей все, чем владеешь, и она предпочла бы, чтоб ты так и сделал, — на лице Аланы появилось мягкое выражение, она положила руку на рукав Радберна и умоляюще проговорила: — Не забывай этого! Не все еще потеряно. Прошу тебя, не сдавайся, — наклонившись, она коснулась губами его жесткой щеки и направилась обратно в замок.
Весь день тяжесть лежала на сердце у Аланы. Все чаще возникала мысль — как сделать так, чтобы Радберн получил обратно потерянное: рыцарскую честь, гордость, достоинство?
Увы! Она не знала, как это сделать.
Меррика не было весь день: он наблюдал за работой на полях. Алана увидела его во дворе, когда он, вернувшись, протягивал поводья конюху. Она затаила дыхание, когда Меррик вошел в замок. Алана просила служанку передать лорду, что хочет поужинать вместе с ним наверху. К тому времени была уже приготовлена горячая ванна и ужин для двоих в спальне лорда.
Заслышав его шаги по лестнице, она расправила складки платья. Ткань бледно-сиреневого цвета, ниспадая, мягко облегала пышную грудь и стройные бедра. Она долго расчесывала волосы, пока они не стали блестящими. Шелковистое золото струилось по плечам.
Дверь широко распахнулась. Алана встала. Закрывая дверь, Меррик выглядел очень усталым. Улыбаясь, жена пошла ему навстречу.
— Ты выглядишь таким усталым, как я и ожидала, мой лорд. Ванна ждет тебя, и я приказала принести ужин и вино в нашу комнату, как только ты кончишь мыться, — ее голос бессильно угасал. Святая Дева Мария, только бы не выдать свое волнение!
Темная бровь высоко приподнялась:
— В самом деле, саксонка? Кажется, ты стала очень предусмотрительной!
Алана скованно засмеялась. Джеффри спал в колыбели. Она смотрела, как Меррик целует головку ребенка, раздевается и погружается в горячую ванну. Ее взгляд влюбленно скользил по могучим и гладким плечам. Огонь желания разгорался при взгляде на обнаженное тело мужа.
Возбуждение не покинуло ее и когда Меррик принялся за ужин. Уже несколько недель, как он не притрагивался к ней. Только вчера Женевьева намекнула, что Алана окрепла уже достаточно, и они вновь могут наслаждаться радостями супружеской жизни. Сердце у нее учащенно забилось при мысли, что это может случиться нынче.
Наконец Меррик откинулся в кресле. Его глаза остановились на ней с такой пристальностью, что все мысли вылетели у Аланы из головы.
— У меня такое чувство, саксонка, словно тебе от меня что-то нужно. Если это так, то давай выкладывай!
Глупые слезы выступили у нее на глазах. Алана опустила ресницы, чтобы Меррик их не заметил. Сердце у нее сжалось. В чем дело? Почему он так холоден? Уже давно у него не было подобного настроения, и ей это страшно не понравилось. Не так она все себе представляла! На мгновение она заколебалась, не зная, как начать.
— Да, у меня есть одна просьба, милорд, — ровным голосом сказала Алана. — Я хотела попросить, чтобы ты забрал Радберна с полевых работ и включил его в число своих воинов.
Голос Меррика казался спокойным.
— Ты хочешь, чтобы я вложил Радберну меч в руки?
Алана кивнула,
— Думаю, он будет верно служить тебе.
Воцарилось молчание. Опершись о стол, Меррик встал. Алана не могла отвести от него глаз. У нее болезненно сжалось сердце, и она явственно ощутила, как пожирающий огонь разгорается между ними.
Она поняла… поняла, что Меррик… полон ослепляющей ярости. Никогда прежде не видела Алана таким своего мужа.
А Меррик… он днем заметил, как его любимая жена положила руку на рукав врага — сакса… и ее губы нежно коснулись его щеки!
Он медленно обошел вокруг жены.
— Святые небеса! Не могу поверить, — выпалил он. — Ты хочешь, чтобы я вложил меч ему в руки! И можно не сомневаться: скоро в спину мне всадят кинжал, если мечом не снесут голову. Но тебе, видимо, только этого и надо! Так, саксонка?
Алана сжала руки, лежавшие на коленях. Слезы готовы были хлынуть из глаз. В это мгновение она ненавидела и себя, и мужа — за то, что дело дошло до такой крайности.
Конечно же, нет! О, почему ты не понимаешь? Все эти месяцы Радберн не доставлял тебе никаких неприятностей, но работа на полях — не для него! Радберна воспитали как рыцаря. Он обучен всему тому, что и ты! И он должен вновь стать рыцарем!
Губы Меррика скривились.
Ты его защищаешь, саксонка! Могу я спросить, почему? Могу я спросить, с какой стати вы целовались сегодня?
На мгновение Алана задохнулась, но уже в следующее возмущенно запротестовала:
— Мы не целовались!
— А!.. Но ты-то его поцеловала! Я видел твою руку на его руке, милая! Твои губы коснулись его щеки!
Алана презирала себя за краску, выступившую на щеках.
— Я всего лишь хотела хоть немного утешить Радберна…
— С какой стати понадобилось ему твое утешение?
Правда чуть не сорвалась с губ Аланы, но она обещала Женевьеве не выдавать ее тайны. Жгучая боль сжимала сердце, душа была полна негодования: Меррик не может думать о ней так плохо!
Алана храбро вздернула подбородок:
— Ты отказываешься? По-прежнему будешь держать Радберна на полевых работах?
Скулы Меррика сжались:
— Да!
Глаза саксонки загорелись.
— Ты отказываешься, потому что я прошу! — воскликнула она.
— Я отказываюсь, потому что в Бринвальде я лорд, а не ты, саксонка! И хочу предостеречь! — нервно добавил он. — Если я увижу тебя с Радберном, оба вы об этом пожалеете. Это уж я тебе обещаю. Господом Богом клянусь!
