Нэн Райан - Костер на снегу
Пуля предназначалась ему, в этом у Кейна сомнений не было. Жеребец Натали был той же масти, что и его Дьявол. На ней была мужская одежда и, как нарочно, еще и черный стетсон, как у него. Если она запрятала под шляпу волосы, в метель нетрудно было ошибиться.
Кто совершил эту ошибку? Скорее всего один из Лезервудов. Сам, по собственному почину? Вряд ли. Скорее, по чьему-то приказу. По чьему именно? Эшлина Блэкмора?
Кейн не знал, что и мысли Натали движутся в том же направлении. В нее стреляли. Необходимо было выяснить кто. В этом ей мог помочь только Тахома. Ни с кем другим она не осмелится об этом говорить, никому другому не откроет своих страхов и подозрений. Только старый шаман сможет объяснить прочитанное ею в дневнике.
Как ни противилась Натали неприятной догадке, все же приходилось признать, что самый главный подозреваемый в этом деле — Эшлин Блэкмор. Однако у него и в мыслях не было покушаться на ее жизнь. Пуля была предназначена Кейну Ковингтону. Его решили убрать, и такая попытка была сделана.
То, что пулю выпустил кто-то другой, скорее всего один из Лезервудов, не меняло дела. Приказ последовал из других уст. Из уст того, у кого Кейн стоял на дороге…
Натали задремала.
Выкурив сигару, Кейн зевнул, оперся локтями о колени И устремил взгляд на спящую. Натали лежала лицом к нему. Во сне губы ее слегка приоткрылись, ровное дыхание вздымало грудь. Волосы рассыпались вокруг в полнейшем беспорядке, частично свесившись с постели.
— Спишь? — спросил он шепотом. Ответа не последовало. Натали даже не шевельнулась. Тогда Кейн откинулся на стуле и задремал, по-кошачьи чутко.
* * *
Натали проснулась от жуткой боли в плече. Закусив губу, чтобы не стонать, она нашла взглядом темную фигуру на стуле рядом. Кейн спал, но теперь, когда долгожданный момент наступил, она не могла им воспользоваться. Вместо этого она шепотом окликнула спящего.
— Что такое? — спросил он, мгновенно просыпаясь.
— Я… — Боль еще усилилась. Сама не зная, как она сдерживается, чтобы не кричать, Натали произнесла сквозь зубы. — Мне что-то нехорошо…
— Жар? — уточнил он и потянулся к ее лбу.
— Нет, я…
Казалось, кто-то воткнул в ее плечо раскаленный вертел. Натали схватилась за руку Кейна и стиснула ее. Глаза ее закатились.
— Разболелась рана?
Она слабо кивнула.
Кейн высвободил руку, поспешно зажег лампу и откинул одеяло. Натали и не подумала мешать ему осматривать рану. Не обнаружив никаких опасных перемен, Кейн снова ее забинтовал и виновато развел руками.
— У меня нет ничего, что могло бы ослабить боль. Могу предложить только виски. Некоторые считают, что это наилучшее средство.
Кейн бросил вопросительный взгляд на бледное лицо с обострившимися чертами. Губы, над которыми собрались бусинки холодного пота, шевельнулись.
— Пожалуй, я выпью… чуть-чуть…
Последующий час оказался ужасным для обоих, для каждого по-своему. Натали никогда еще не приходилось испытывать подобных страданий: вероятно, воспалился задетый нерв. Из страха, что бесчувственный Кейн Ковингтон жестоко заклеймит ее слабость, Натали без единого звука выдерживала ужасную боль; Кейн же мог лишь наблюдать — молча, не смея приободрить, не решаясь сказать доброе слово из опасения, что Натали истратит последние силы на отповедь. Она имела полное право на стоны и крики, но также и право на стоическое терпение. Он склонял голову перед ее нелепым, трогательным, прекрасным упрямством.
— Еще виски? — спросил он некоторое время спустя самым небрежным тоном, словно они сидели вместе за бутылкой.
Натали глотнула жадно, как лекарство, обещавшее облегчение, но сморщилась и едва удержалась от кашля. Однако с каждым новым глотком боль чуточку слабела, пока не стала вполне терпимой.
— Еще! — храбро потребовала Натали.
Четверть стакана, налитые ей Кейном, она опустошила за пару глотков, уже не морщась. Постепенно появилось приятное опьянение. С ним пришло болтливое, раскованное настроение. Натали говорила обо всем подряд, не замечая того, что собеседнику едва удается вставить “да”, “так” или “конечно, расскажи”. Для нее это была обычная взаимная беседа.
Что касается Кейна, он уже не так охотно доливал ей виски, понимая, что теперешнее приятное состояние может обернуться потом тошнотой и головной болью. Однако он не знал, как положить этому конец, и решил махнуть рукой на благоразумие. Главное было достигнуто — боль подавлена, а остальное можно было пережить. Его радовало, что в зеленые глаза Натали вернулся прежний блеск, а щеки раскраснелись. На какое-то время она забыла обо всем, а это что-нибудь да значило.
— …не так-то просто объять! Первая женщина-судья в Колорадо, а может, и во всей Америке! Достижение, ведь так?
— …а когда Девлин был убит на войне… и вот тогда Тахома назвал меня своей богоданной дочерью… Эшлин Блэкмор сделал мне предложение, и я подумала…
Откровения сыпались, как из рога изобилия, так что Кейн не успевал их переварить. За полчаса он узнал о Натали Валланс больше, чем знал о ней весь городок.
— …потому что никогда не любила Эшлина…
Кейн придвинулся ближе, весь обратившись в слух.
— …но он был таким великодушным, таким заботливым… — Натали вдруг перестала улыбаться и нахмурилась. — Я нашла у него в библиотеке тетрадь… там было столько разного… непонятного…
— Тетрадь? — переспросил Кейн, поощряя Натали к продолжению рассказа.
— Это был дневник…
Она покачала головой и задумалась, поникнув толовой, а когда снова подняла ее, на губах была прежняя улыбка, и Кейн понял, что предмет разговора выпал у нее из памяти. Но он не слишком огорчился, так как Натали с необычной для нее смелостью погладила его по щеке и задержала пальцы на ухе.
— Я уже говорила, что у тебя самые красивые уши, какие мне доводилось видеть у мужчины?
— Спасибо, — сказал Кейн, не зная, как еще на это реагировать.
Он дал возможность Натали изучать заворожившую ее часть тела, а сам между тем попытался вернуть ее мысли к теме, которая заинтересовала его.
— Так что же было в этом дневнике?
— Твои уши прижаты к голове, поэтому волосы так красиво завиваются вокруг них!
Кейн понял, что наводящие вопросы — бесполезная трата времени. Натали решительно не желала оставить в покое его уши. Однако интерес к ним прошел так же внезапно, как и появился. Натали откинулась на подушки и рассмеялась.
— А я выпью еще! Наливай!
— Может, хватит? — осторожно осведомился Кейн.
— Вот еще! — Голос ее очень изменился и был теперь совсем девчоночьим, шаловливым и беспечным. — Не будь таким букой, Кейн! Будь ко мне добр и ласков, как я того заслуживаю. — Она снова засмеялась, схватившись за голову и зарывшись пальцами в волосы. Смех оборвался. — Боже мой, какие грязные! Кейн, какой кошмар! Мои волосы в ужасном состоянии!
