Нэн Райан - Костер на снегу
Вся толпа выплеснулась на Мейн-стрит. Люди кричали, свистели и осыпали молодых рисом.
В церкви остались только проповедник и двое из числа приглашенных. Мужчина, смуглый и статный, вынул из петлицы алую гвоздику и украсил ею рыжие волосы женщины. Она улыбнулась ему. Он заключил ее в объятия и поцеловал, а отстранившись, заглянул в поднятое к нему лицо.
— Лучше нам не ходить на свадебный обед, дорогая. Давай я сниму номер в “Эврике”.
— И чем мы там займемся? — с ласковой иронией осведомилась Натали, опустив взгляд на свой внушительный живот. — Вспомни, что говорил доктор Эллерой. “Никакой интимной близости на последнем месяце беременности! Вот после родов можете наслаждаться всеми благами жизни”.
— Ты меня насквозь видишь, — поддразнил ее Кейн. На самом деле он безропотно принял тот факт, что плотские утехи для них с Натали заказаны по крайней мере на месяц, то есть до самого июля, когда ожидалось появление ребенка на свет. Он положил свою руку на руку жены, покоившуюся на ее округлом животе.
— Я имел в виду, что шум, гам и суета тебе сейчас противопоказаны. В номере ты сможешь полежать, отдохнуть…
— Кейн, ради Бога! — взмолилась Натали. — Я никогда не чувствовала себя лучше, чем теперь. — Озаренная неприятной догадкой, она виновато посмотрела на мужа. — Но я, конечно, выглядела совсем иначе!
Натали приуныла. Не так давно она была стройна как сосенка, а взгляните-ка на нее теперь — водовозная бочка! Так растолстела, что не дотянуться через живот до тарелки! Неудивительно, что Кейн стыдится ее. Что толку оказаться на празднике с женой, которая и двигается-то с трудом? Останется только сидеть в углу и с завистью смотреть, как другие отплясывают в свое удовольствие.
В последние месяцы в голову Натали не раз приходили подобные мысли. Она изменилась, а Кейн остался столь же сногсшибательно красивым. К тому же он приобретал все большую известность. Вернувшись к профессии адвоката, он быстро обзавелся обширной и солидной клиентурой, и не только в границах округа Кастлтон — к нему обращались со всего штата Колорадо, в том числе и женщины.
Богатые женщины.
Молодые женщины.
А самое главное, стройные и красивые женщины.
Мало-помалу Натали начала не на шутку ревновать.
— Миссис Ковингтон, очнитесь!
Натали вздрогнула и вернулась к действительности. Кейй смотрел так, словно прочел ее мысли.
— Ты никогда еще не была так прекрасна, — сказал он серьезно. — В беременности есть своя прелесть, и для того, чье дитя носит будущая мать, она прекраснее всех женщин в мире. Скажу больше, единственная женщина в мире! Помни, я люблю тебя и буду любить до скончания века, в богатстве и в бедности, в счастье и в горе, пока смерть не разлучит нас. — Он заметил, что Натали расслабилась, и улыбнулся. — А теперь идем пожелать счастья тем, кто только что дал такой обет.
* * *
Ослепительный диск июньского солнца, один взгляд на которое заставлял глаза слезиться, опустившись к горизонту, превратился в багровый шар, наполовину погруженный в купу облаков чудесного лавандового оттенка. На широкую долину, где находилось ранчо Клауд-Уэст, надвигался вечер, и дом уже погрузился в сумрак.
Кейн Ковингтон, по излюбленной привычке обнаженный до пояса, сидел на перилах веранды и казался погруженным в открывающуюся перед ним картину. Натали, босиком, в длинном свободном халате, бесшумно приблизилась к нему и остановилась за спиной, глядя на три параллельных бороздки, белеющие на смуглой спине. По телу ее прошла дрожь внезапного волнения. Ей вдруг захотелось потрогать эти белые полосы. Ей просто необходимо было прикоснуться к мужу.
Она положила руки Кейну на плечи и прижалась лбом к теплой спине. Не оглядываясь, он улыбнулся и накрыл ее руки своими. Совсем рядом, на шее под смуглой кожей, бился пульс. Так же сильно и уверенно толкался в животе ребенок этого мужчины, и невозможно было сказать, какое из этих биений жизни доставляло Натали больше радости.
Прошло несколько долгих минут, полных покоя и умиротворения. Мечтательный взгляд Натали потянулся в том направлении, где некогда находился вход в Гранитный дворец. Теперь от него не осталось и следа. Лавина навеки замуровала и сокровищницу с золотом Маниту, и каменную могилу Тахомы. Никто уже не мог этого осквернить.
Натали перевела взгляд на уходящий вниз отлогий склон. Он пестрел бесчисленными полевыми цветами. Кое-где над ними гудела запоздалая пчела, в кустарнике пересвистывались ночные птицы. Жизнь продолжалась.
— Кейн…
— Что?
— Тебе не жаль?
— Чего?
— Что так и не удалось воспользоваться хотя бы частью из бесчисленных сокровищ Гранитного дворца?
— Порой я о них вспоминаю, но не жалею. — Кейн прислонился щекой к се руке. — Ведь мне досталось самое главное сокровище.
Натали счастливо вздохнула. Тахома обрел мир и покой. Она тоже.
