Нина Роуэн - Опасный флирт
– И все это время ты хранила тайну, – утвердительно произнес Александр.
– Да. Хоть люди и знали, что мама болела, у них не было причин не верить. Даже наши дальние родственники поверили. И разумеется, мы не собирались никого разубеждать.
– Так вы никому не сказали?
– Бабушка заявила, что если хоть кто-то узнает правду, это нанесет непоправимый вред репутации нашей семьи, а мне придется уехать, – промолвила Лидия. – Поэтому мне позволили оставаться возле Джейн в качестве гувернантки и продолжать заниматься математикой, но анонимно, чтобы уменьшить шансы снова повстречать доктора Коула. Само собой, бабушка настояла на том, чтобы я вела себя пристойно и безукоризненно. Я не могу ее в этом упрекать… Так и продолжалось почти двенадцать лет.
«До сих пор… До тебя…»
Александр начал ходить по комнате до окна и обратно.
– Джейн не знала правды? – спросил он.
Онемевшее от переживаний сердце Лидии охватила боль.
– Она… Медальон, Александр… За верхним отделением медальона было второе, нижнее. Отец сделал его специально.
На ее глаза опять навернулись слезы.
– В это отделение он положил монетку на счастье, прежде чем преподнести медальон маме. Монетка давным-давно потерялась, но с тех пор как появилась на свет Джейн, во втором отделении лежал ключ. Я хранила свидетельство о ее рождении в запертой шкатулке, а ключ от нее спрятала в потайном отделении медальона. Никто, кроме меня, не знал об этом. – Она подняла глаза на Александра. – Почти три месяца медальон был у тебя. Ты ни разу не приметил там второго отделения?
– Нет, – покачал он головой. – Признаться, я особо не рассматривал эту вещицу. Я вообще никогда в жизни не слышал о медальонах с двумя отделениями. – Александр нахмурился. – Но ты не ответила на мой вопрос. Джейн знает правду?
Из глаз Лидии хлынули слезы.
– После того как ты отдал ей медальон, Джейн обнаружила там ключ. Она сразу поняла, что это ключик от шкатулки, которая всегда стояла в кабинете отца.
Помолчав мгновение, Александр выругался.
– Боже мой! – воскликнул он. – Так она из-за того пошла на встречу с Коулом? Черт возьми, если бы я не…
– Нет! Не делай этого! Не сейчас!
Услышав, что звук его шагов по ковру стал ближе, Лидия подняла голову. Александр остановился неподалеку. Его опущенные руки сжались в кулаки, а все тело напряглось как стальная струна.
О, сколько же ошибок! Сколько боли!
—Прости, – прошептала Лидия. – Мне так жаль!
– Я… я был безжалостен, да? – с отвращением к самому себе проговорил Александр. – Не захотел оставить тебя в покое. Не смог оставить.
– В потаенном уголке моего сердца, – вымолвила Лидия, – я не хотела, чтобы ты оставлял меня.
Она встала, изнывая от желания прикоснуться к нему, но зная, что не может этого сделать.
– Но теперь ты понимаешь, почему брак между нами невозможен, – сказала Лидия. – Признаюсь, на короткое время я поверила в то, что мы можем быть вместе, но… ох, это же бесплодная затея, верно? И никогда не позволяй кому-то упрекать любого из нас в глупости.
Не в силах сдержать себя, Лидия приблизилась к Александру и потянулась губами к его небритой щеке. Он повернулся к ней и прикоснулся к ее губам в таком мимолетном поцелуе, будто его и не было вообще. И все же от этого легкого прикосновения обоих охватили тысячи сожалений.
Лидия отвернулась от него, ее сердце разбилось.
– Я люблю тебя, – сказал Александр.
Она поспешила выйти из комнаты, пока из глаз снова не полились слезы.
Глава 30
– Не важно, доказаны ли обвинения против тебя и законны ли они, Нортвуд, – проговорил Раштон. – Это же прекрасный повод убрать тебя из совета общества, уволить с поста директора выставки.
– Это способ избавиться от него, – прямо сказал Себастьян.
У Александра подвело живот при виде сурового выражения на лице отца. Гнев бурлил во всем его существе, вся его работа за последние два года пошла насмарку. Несмотря на все, что он сделал для восстановления доброго имени семьи, на них теперь взвалят вину за разрушения и ранения, полученные во время беспорядков.
Его отец прав. Истина ничего не значит.
Волнует ли Александра это? С тех пор как от него ушла Лидия, в его груди образовался твердый болезненный узел. Он думал о ней каждую минуту, видел ее во сне каждую ночь и просыпался вспотевшим, изнывающим от душевной боли. Александр рассматривал ситуацию с Джейн со всех сторон, пытался возложить всю вину на Лидию, очернить ее… а заканчивалось все тем, что ему становилось стыдно за себя.
Что можно было сказать о шестнадцатилетней девочке, прожившей всю жизнь в уединении и тьме, блестящий ум которой делал ее одновременно и вундеркиндом, и аномалией? Девочке, которой так не хватало друзей, матери и нормального детства? Которая подверглась нелепым домогательствам человека вдвое старше ее?
Как можно обвинять ее в чем-то?
И как может он обвинять ее в том, что не рассказала ему всю правду, когда категорически отказалась выходить за него замуж? Она пыталась защитить его, отклоняя предложение руки и сердца, а он не принимал ее решительного «нет». Вместо этого снова и снова манипулировал Лидией, пытаясь заставить ее изменить свое решение.
Поморщившись, Александр потер лицо руками.
Нет. Единственный человек, которого можно обвинять в собственном фиаско, – это он сам.
– Алекс!
Подняв голову, Александр увидел своего брата.
– Полиция расследует дело Коула, – заговорил Себастьян. – Кажется, он снимал жилье в меблированных комнатах в Бетнал-Грин. По словам хозяина, мистера Креббса, он жил у него почти пять месяцев. Креббс уверяет, что у него было очень мало вещей и не было родственников. Старший полицейский офицер не думает, что им удастся разыскать что-нибудь важное. Это выгодно для тебя… то есть для нас. В официальном докладе будет записано, что Коул погиб, пытаясь похитить Джейн.
– И ситуация с беспорядками не повлияла на расследование, не так ли? – спросил Раштон.
– Но именно в ней меня хотят обвинить.
– Не представляю, как они смогут это сделать, – заметил Себастьян. – Бунтарских речей ты не произносил, антибританских памфлетов не раздавал.
– Разве это важно? – пожал плечами Александр. – Совет неделями не вызывал меня на заседания правления – и это еще до начала войны, а теперь, похоже, меня и вовсе изгонят из общества. Так почему бы не объявить, что это я инициировал беспорядки и разрушил выставку в Сент-Мартинс-Холле? Как заметил Раштон, им будет наплевать на букву закона, если у них появится повод избавиться от меня.
