Тесса Дэр - Три ночи с повесой
— Тогда я тоже поеду домой. — Она обернулась к Мередит. — Может, и ты со мной? Мы были бы рады, если бы вы с Эшвортом остались к обеду.
Естественно, она пригласила и Лили с Джулианом — больше из вежливости, поскольку заметила, что им не терпится остаться одним.
После их ухода Лили с Джулианом остались единственными посетителями галереи.
— Я купила письменный стол, — радостно сообщила Лили.
— В самом деле? — Лили решила, что Джулиан примется расспрашивать, однако ошиблась. Вместо этого он галантно предложил ей руку и повел туда, где возле книжных полок копошился владелец галереи, в своем розовом жилете смахивавший на какую-то причудливую раковину.
Заметив Джулиана, он тут же склонился в почтительном поклоне.
— Добрый вечер, сэр. Чем могу служить?
— Моя жена желает увидеть картины в стиле «ню». — Невозможный человек! Муж с ухмылкой смотрел на нее, откровенно наслаждаясь ее смущением.
Тем не менее сдаваться она не собиралась. Будь что будет, но она посмотрит на эти картины, чтобы потом во всех подробностях описать их Эмилии и Мередит.
Помимо всего прочего, Лили и самой до смерти хотелось увидеть, что представляют собой пресловутые «ню».
Владелец галереи судорожным движением одернул жилетку.
— Как прикажете, сэр.
С видом балаганного зазывалы он раздвинул перед ними тяжелые бархатные портьеры. Лили, изнывая от любопытства, прижалась к мужу.
Они вместе переступили порог таинственной галереи.
«Запретный плод» оказался сплошным разочарованием — впрочем, как оно обычно и бывает. Джулиан с самого начала подозревал, что так и будет.
Впрочем, затея оказалась не такой уж дурацкой. Свою роль она выполнила — и весьма успешно.
Самым интересным оказалось наблюдать, какое сделалось у Лили лицо, едва они переступили порог небольшой узкой комнаты. Она забыла обо всем, до такой степени развешанные по стенам картины заворожили ее — чему Джулиан немало порадовался, поскольку отвечать на ее вопросы относительно завтрашней поездки верхом ему хотелось меньше всего. Джулиан и представить не мог, что солгать Лили будет так тяжело.
Завтра на рассвете он с Эшвортом и Морландом, выехав из Лондона, поскачут в Вулвич — Джулиан уже успел выяснить, что Маклеода и Стоуна освободят именно там. Мерзавцы еще не догадываются, что обречены таскать кандалы до конца своих дней, мрачно усмехнулся он.
«Итак, завтра утром все будет кончено».
Успокоенный на этот счет, Джулиан вдруг вспомнил о картинах. Под самым потолком тянулся длинный ряд окон — тусклое зимнее солнце, заглядывая в щели между портьерами, полосками света проливалось вниз, выхватывая из темноты то одно, то другое полотно. Всякий раз он падал под разными углами, отчего лица на портретах казались перекошенными. Ничего интересного — несколько так называемых будуарных портретов, где обнаженные женщины с ненатурально яркими сосками позировали среди разбросанных подушек и смятых простыней. К счастью, хороших картин было гораздо больше.
Владелец галереи, слегка приотстав, тащился следом. Стоило им задержаться у какой-то картины, как на них тут же обрушивался поток информации — фамилия художника, происхождение картины, имя прежнего владельца и прочее в том же духе.
Забыв обо всем, Лили переходила от одной картины к другой, пока не замерла перед полотном, на котором был изображен полностью обнаженный мужчина. Постояв немного, она отошла на пару шагов и снова уставилась на картину, словно желая получше рассмотреть все детали. Джулиан уже совсем было собрался подразнить ее, но тут же передумал. Ему нравилось, что его жена так серьезно относится к искусству — не хихикает, смущенно отводя глаза в сторону и заливаясь краской, а воспринимает наготу, как нечто естественное.
— Натурщик — какой-то рабочий, — бросил он, когда Лили обернулась.
— Откуда ты знаешь?
— Суди сама — руки и лицо у него обгорели до черноты. Значит, он много времени проводит под открытым небом. И все ладони в мозолях.
— Вероятно, джентльмены из общества вряд ли согласились бы позировать нагишом, — предположила Лили.
И смущенно потупившись, добавила:
— Хотя, если честно, я подумываю заказать твой портрет.
Джулиан расхохотался. Вот так сюрприз. Сказать по правде, Лили не переставала удивлять его.
— Нет-нет, ты не так меня понял. — Лили вспыхнула, сообразив, о чем он думает. — Одетым, конечно. Просто портрет во весь рост, чтобы повесить у нас в доме. И миниатюрную копию с него, которую поставлю у себя на столе.
Неплохая мысль.
Они остановились перед картиной, на которой была изображена молодая мать, купающая ребенка. Джулиан невольно удивился, как она затесалась в галерею, предназначенную исключительно «для джентльменов», ведь в ней не было никакого намека на эротику — чисто бытовой, даже на редкость целомудренный сюжет. Художник изобразил их перед камином, малыш весело плескался в ванночке, а мать, опустившись возле него на колени, с любовью наблюдала за ним. Распущенные волосы рассыпались по плечам — она склонилась к голенькому малышу, чтобы намылить ему спинку. На молодой матери не было ничего, кроме тонкой рубашки — мокрое полотно прилипло к телу, обрисовывая пышную грудь и изящно округленные бедра. Поражало искусство, с которым художнику удалось передать на полотне нежно розовеющую плоть, просвечивающую сквозь влажную ткань сорочки.
— Кто автор этой картины? — неожиданно спросила Лили.
— Некий Конрад Марли, — почтительно ответил владелец галереи.
Лили, сдвинув брови, снова принялась разглядывать картину.
Джулиан, тронув ее за руку, вопросительно поднял брови.
Лили, смутившись, покосилась на маячившего за спиной хозяина.
— Произнеси по буквам, — знаками попросила она.
Джулиан улыбнулся. Взяв руку жены, он почтительно поднес ее к губам, не обращая внимания на удивленный взгляд хозяина. Бедняге никогда не понять значения скромной победы, которую ему только что удалось одержать.
Они с Лили часами практиковались, переговариваясь на языке жестов, но впервые она рискнула прибегнуть к нему при посторонних. Джулиан догадывался, почему она стеснялась делать это на людях. Во-первых, это было бы попросту невежливо — учитывая, что присутствующие ничего бы не поняли. Лили никогда бы не прибегла к языку жестов, будь они в компании друзей. А вот при слугах или в присутствии кучера — другое дело. Впрочем, Лили все равно стеснялась.
Джулиан понимал, сколько мужества для этого требуется.
Слава Богу, с Лили никто не посмеет обращаться так, как всю жизнь обращались с его матерью. Она богата и по рождению принадлежит к самой высшей знати — ни одному лавочнику и в голову не придет захлопнуть дверь у нее перед носом. Уличные попрошайки не посмеют выкрикивать ей вслед оскорбления. И тем не менее даже Лили приходится мириться с тем, что люди брезгливо сторонятся ее. Достаточно вспомнить тетку Беатрис, эту мерзкую ханжу.
