Джоанна Линдсей - Любовь не ждет
Ответил отец:
— Иногда, когда ездила верхом.
— Она была в них, когда явилась на мое ранчо и заявила, что я должен женить моего сына на вас, — добавил Закери. — Сказала, что пристрелит меня, если не соглашусь на перемирие до того момента.
— Не знал, что она угрожала тебе, — заметил Фрэнк.
— Он преувеличивает, — вмешалась Мэри. — Может, она и сказала что то в этом роде, но уже после того как он согласился на этот брак.
— Потому что меня уговорила ты, — напомнил ей Закери.
— Это была хорошая идея, — стояла на своем Мэри.
— Но видимо, она не слишком доверяла твоему слову, иначе не уехала бы отсюда, — холодно сказал Фрэнк.
— Хорошенькое дело, — взвился Закери. — Теперь ты взваливаешь на нас вину еще и за это?
— Я бы попросила, — с подчеркнутым неодобрением вмешалась Тиффани и даже постучала вилкой по пустому бокалу на тот случай, если не все услышали, — придерживаться за столом взаимной вежливости. Мой отец ошибается. Как ни печально это признать, мы не знаем, почему моя мама уехала из Монтаны, — сказала она, а затем резко сменила тему, обратившись к Хантеру: — Думаю, через день два к вам на ранчо доставят еще одно письмо. Папа телеграфировал маме, что я здесь, но она, наверное, уже отправила свое второе письмо.
Ей по прежнему не терпелось получить это второе послание и разрешение Роуз уехать. Как бы она ни хотела провести больше времени с отцом и братьями, ее чувства к Хантеру были слишком сильными. Она должна уехать от них всех, и в первую очередь от него. И чем скорее это сделает, тем лучше. Потому что она не может выйти за него замуж. Ее решение не изменилось. И ее собственные причины бледнели на фоне той, которую привел Хантер. Не важно, как она выглядит, не важно даже, что ему кажется, будто он влюблен в нее. Между ними всегда будет стоять ненависть, с которой он прожил всю свою жизнь.
Какая ирония! Она никогда не узнала бы об этом, если бы не изображала Дженнифер. С другой стороны, Дженнифер и есть та женщина, которой Хантер увлекся на самом деле. Даже не женщина, а роль, позволившая Тиффани забыться настолько, чтобы совершать поступки, которые никогда не совершила бы в своем обычном состоянии. При этой мысли ее щеки загорелись. Вряд ли Хантеру понравится настоящая Тиффани с ее утонченностью, элегантностью и приверженностью приличиям. Она надеялась, что к концу вечера он придет к такому же выводу.
Тиффани предполагала поднять тему вражды за десертом, чтобы не испортить обед. Но после того как отцы семейств чуть не сцепились, никто за столом не чувствовал себя непринужденно. Она пыталась обсуждать нейтральные темы, но ее никто не поддержал, кроме Хантера и его матери. Его братья все еще пялились на нее, словно никогда не видели раньше. Закери мрачно хмурился. Фрэнк сидел с плотно сжатыми губами. Ее братья, если уж на то пошло, тоже. На Хантера Тиффани старалась не смотреть, даже когда он откликался на ее реплики.
По крайней мере все ели, пусть даже не разговаривали. Фрэнк, должно быть, велел своей кухарке этим вечером превзойти себя. Воистину желание произвести впечатление на врага неистребимо. На первое был луковый суп с сырными сухариками, типично французское блюдо. Второе было типично английским: отбивные, прожаренные ровно настолько, чтобы оставаться в разрезе сочными и розовыми. К этому подавались сдобные булочки в корзинках, расставленных по всему столу.
Но желудок Тиффани скрутился в узел. То, что она собиралась сказать, могло покончить с враждой, а могло сделать ее еще более ожесточенной. Когда большинство собравшихся покончили с отбивными, она оставила попытки откладывать серьезный разговор и дальше.
— Я хотела бы обсудить будущее… и прошлое, — сказала она, переводя взгляд с Фрэнка на Закери. — Возможно, существуют некоторые вещи, о которых наши семьи не знают. Я выслушала обе стороны конфликта. Интересно, кто нибудь из вас может сказать это?
— Мы живем в этом, детка, — презрительно фыркнув, заявил Закери. — Что такого мы можем не знать?
— Факты, которые с годами забылись или никогда не были известны. Например, вы знали, что Элайджа действительно изменил Марии? В ту ночь, когда она стреляла в него?
Закери не ответил, но по его лицу было видно, что он удивлен.
— Столько людей пострадало из за того, что эти двое не смогли разобраться в своих отношениях. Теперь они оба мертвы, но их наследие продолжает причинять страдания.
— Ей не надо было следовать за нами сюда, — произнес наконец Закери. — Я никогда не видел своего отца в такой ярости. Это был нелегкий шаг — решиться на переезд, и он предпринял его с единственной целью — избавиться от нее, и вдруг она объявляется здесь! Он чуть не рехнулся!
— Думаю, на это она и рассчитывала, — подхватил Фрэнк. — Я был не меньше вашего удивлен, обнаружив, что вы наши соседи.
— Тогда почему вы не уехали? — вскинулся Закери.
— Потому что она убедила меня, что не обретет покоя без разрешения этого вопроса.
— Это что, такое хитрое словечко, подразумевающее убийство моего отца? — повысил голос Закери.
Фрэнк свирепо сверкнул глазами.
— Они были близки, прежде чем застрелили друг друга. Ты сам был там и все видел. Кто может утверждать, что она не пыталась положить конец вражде?
— А потом передумала?
— Ты не говорил, что они занимались любовью, Зак, — вставила Мэри.
— Потому что я этому не поверил, — буркнул тот.
— Они были едва одеты, — указал Фрэнк.
— Не важно. Не сомневаюсь, что она выстрелила первой.
— Я тоже в этом не сомневаюсь, — отозвался Фрэнк.
— Перестань соглашаться со мной, черт бы тебя побрал. Ты повалил наше ограждение!
— Вообще то это сделал мой скот без всякой помощи с моей стороны, — возразил Фрэнк. — Когда бычки хотят пить, их ничто не остановит, и тебе это, черт побери, отлично известно.
— О каком случае ты говоришь? — прорычал Закери. — О первом или о пятом?
Мэри сочла нужным вмешаться.
— Какая разница? Эта первая изгородь появилась, потому что Элайджа хотел показать, что Уоррены напрасно последовали за нами. И продолжала появляться исключительно из вредности. Но вы с Фрэнком, как я помню, в конечном итоге убрали ее. Это была жестокая схватка, но, слава Богу, обошлось без стрельбы. — Она пояснила, взглянув на Тиффани: — Уоррены сносили изгородь, а Каллаханы ее восстанавливали. Это продолжалось полгода. Кончилось тем, что обе стороны просто стали оставлять себе бычков, которые переходили через ручей. Так как процесс был обоюдный, на численности стада это не отражалось, зато ковбоям было чем похвастаться.
