Патриция Кемден - Роковые поцелуи
– Как видишь, – ответил он и влез в карету. – Хотя мне потребуется некоторое время, чтобы согреться после твоего приветствия.
Вздрогнув, в свою очередь, Элеонора подобрала юбки, чтобы они не касались Ахилла.
– Что ты здесь делаешь? Зачем ты приехал?
– Я приехал, чтобы сопровождать тебя до Вены.
Холодные паучьи пальцы ночных кошмаров Элеоноры вернулись.
– Нет, ты не должен! Меня не нужно сопровождать.
Со мной будет все в порядке. У меня не было неприятностей по пути во Францию.
– Это было до объявления войны, – ответил Ахилл с яростным спокойствием.
– Правда, Ахилл, мне не нужно…
– Тогда давай скажем, что у меня есть кое-какие незаконченные дела с твоими братьями.
– Нет! – закричала Элеонора. – Это закончилось.
– Твоя часть, по крайней мере, – заметил он. – Меня вызвали на дуэль, ты ведь так говорила? А ты – секундант своих братьев. – Ахилл приложил руку к груди и поклонился. – Туше, мадам. Я признаю, первая кровь – ваша. И вы получили ее так успешно, что я предполагал, что это не было кровью. Возможно, теперь я встречу ваших братьев на коленях, предлагая свою шпагу и жизнь в обмен на их милость.
Ахилл говорил в прежней манере, которую Элеонора помнила с той первой ночи на балконе замка Дюпейре, – провоцирующей, язвительной, отчужденной. Человек у камина, которого она узнала так близко, ушел.
– А возможно, нет, – произнесла Элеонора, зная, что Ахилл никогда и ни перед кем не встанет на колени.
– А возможно, нет, – согласился он. – Но я могу проследить, чтобы ты добралась до Вены в безопасности.
Карета дернулась в выбоинах и начала взбираться на гору. Немного погодя Эрве снова постучал в окошко. И Элеонора, и Ахилл потянулись открыть его, и когда их пальцы соприкоснулись, Элеонора вспыхнула и отдернула руку назад.
– Еще один всадник быстро скачет, – сообщил кучер Ахиллу. – И на этот раз, конечно, майор. Все это золотое шитье почти ослепляет меня.
– Чертов немец. Святой Стефан, забери его, – выругалась Элеонора.
– Майор? – спросил Ахилл, бровь его криво поднялась. – А он что сделал вашим братьям? Я подумывал пару раз спросить о его происхождении. У немцев более отвратительный характер в отношении этого вопроса, нежели у французов. – Ахилл поднял руку и добавил: – Говоря абстрактно, разумеется, поскольку я, кажется, не отношусь ни к тем, ни к другим.
– Как ты можешь так клеветать на моих братьев, когда здесь именно ты – главная проблема! Этот майор долго-долго смотрел на крест на дверце кареты. Без сомнения, он часть твоего пользующегося дурной славой прошлого. Я почти ждала, что он распахнет дверцу, приставит мне к горлу шпагу и закричит: «Вспомни Страсбург!»
Мгновение Ахилл смотрел на Элеонору темными, сверкающими, словно сигнальный огонь, глазами, потом уголки его рта приподнялись.
– Я не был в Страсбурге с тех пор, как мне исполнилось семь. И он во Франции.
Элеонора скрестила руки, обиженно откинулась на спинку сиденья и резко бросила:
– Тогда в Хейджельберге. – Понимание и смущение заставили ее потерять самообладание. – Хотя я не сомневаюсь, что и в семь ты был так не по годам развит, что мог так оскорбить любое количество будущих майоров. Как бы то ни было, иметь с ним дело тебе. Он интересовался твоим крестом. Меня это не касается.
Карета добралась до вершины холма, натяжение подпруги исчезло. Эрве дико и ликующе закричал, и они понеслись вниз по холму к воротам города Пассау. Элеонора ухватилась за ремень и приготовилась к сумасшедшей езде, как она уже делала неоднократно прежде.
– У ворот мы будем первыми! – услышала Элеонора крик Эрве.
Карета повернула, опасно накренившись на два колеса. В душе Элеоноры поднялся страх. На секунду кожаный ремень качнулся, и она увидела, что там, на востоке, факелы на воротах Пассау состязались с оранжевым светом сумерек, который окрашивал воды Дуная в цвет мерцающего золота.
Но Элеонора вряд ли видела золотую реку – ее взгляд застыл на отряде стоящих в карауле солдат. Элеонора перевела глаза на человека, сидевшего напротив нее. До нее дошло, что он вместо солдат изучает ее профиль.
– Есть какие-нибудь предложения? – спросила Элеонора.
– Одно или два, – ответил Ахилл бархатным голосом.
– Относительно солдат. А что, если они ждут нас? Крик на немецком позади кареты послужил ответом:
– Не пропускайте их!
Ахилл отряхнул штаны и поправил кружевные манжеты.
– Святой Стефан, что ты делаешь? Нас почти арестовывают, а ты…
Ахилл развалился на сиденье, натянул шляпу на глаза и принял невыразимо скучающий вид.
– Извините меня, что оторвала вас от послеобеденного сна.
– Так ты ничего и не усвоила из того, чему я учил тебя? – спросил Ахилл.
– Я поняла, что ты испорченный, эгоистичный…
– С претензиями и абсолютно невозможный, – закончил за нее Ахилл. – Все это делает французских аристократов самыми замечательными созданиями в мире – и очень трудно арестовываемыми.
Навязчивый зуд оскорбленности Элеоноры рассеялся как комариное облако. Она расправила свои юбки так, что они целиком заняли сиденье, затем откинулась на спинку, надув губы.
– О да! Эта поездка так утомительна. Вода для моей ванны вчера вечером была холодной, говорю я вам. Несчастному мальчишке пришлось бегать четыре раза, чтобы сделать ее нормальной. – Элеонора изящно вздрогнула. – Представьте себе, что холодная вода могла бы сделать с моей кожей. Я бы выглядела в два раза старше. – Она элегантно повела плечами и посмотрела на Ахилла из-под опущенных ресниц. – Я хочу сказать, в три раза.
– Отлично, – тихо проговорил Ахилл, когда карета начала замедлять ход. – Помни, никакого страха, никакой слабости – и будь несносной, насколько сможешь.
– Другими словами, быть похожей на тебя, – прошептала в ответ Элеонора. В глубине темных глаз Ахилла вспыхнул свет. Приближающийся стук копыт не дал услышать его остроумной реплики, но она знала, что ответ лишь отложен, но не забыт.
– Не пропускайте их! – вновь закричал всадник. Лошадь негромко заржала, когда ее пришпорили.
– Halt mahen, – скомандовал другой, грубый и более резкий голос.
Элеонора ощутила, как дрогнула карета, когда Эрве соскочил со своего места. Она услышала обрывки горячего немецко-французского спора между двумя людьми, не понимающими ни единого слова в речи собеседника, но каждый из которых более чем понимал, что хотел сказать другой.
Воцарилось грозное молчание, за которым последовал вежливый стук в дверцу. Ахилл открыл ее, затем слегка отодвинул уголок кожаной занавески. Эрве усердно и скромно поклонился, и у Элеоноры вдруг зародилось подозрение, что они раньше разыгрывали эти роли. Достаточно странно, но эта мысль помогла ей расслабиться. Если они уцелели однажды, значит, это может повториться.
