Наталья Ручей - Притяжение века
Их руки отпускают друг друга, их разъединяет время и духи, играющие судьбами.
– Джед? – одновременно с леди Элфорд, повторяет Мэри.
И просыпается в слезах, скорбя об утрате части себя. Ее щеки осыпают мелкие поцелуи, но шепот возвращает в покои сна:
– Спи, сладкая.
Глава 32
Нужно было понимать, что прошедшая ночь для графа ничего не значила. Нужно было, но, видит Бог, хотелось верить. Поднявшись с кровати, Мэри ощутила легкую боль между ног – единственное, что осталось от страстных порывов сбежавшего любовника.
Утро стучало в окно ливнем, за дверью слышались шаги и приглушенные голоса – привычно, обычно, и… без него. Мэри накинула халат, с сожалением заметив, что в комнате нет кувшина с горячей водой: Джесс из рук вон плохо справлялась со своими обязанностями, и лучшее, что можно сделать – позволить ей быть матерью, а не прислугой. Пусть занимается Билли, она сама о себе позаботится. Вот только соберется с мыслями и попросит принести воды. И завтрак. Лучше поесть в комнате, видеть никого не хотелось.
Легкий стук в дверь.
– Да? – отозвалась Мэри.
– Доброе утро, миледи, – Чарльз Энси положил к ее ногам охапку желтых роз и, поклонившись, вышел.
Стук в дверь повторился.
– Да? – растерявшись, спросила Мэри.
– Доброе утро, миледи, – Джо Личмен положил у ее ног охапку белых роз, и хотел выйти без объяснений, как предыдущий посетитель, но Мэри успела вернуть речь.
– Джо, что все это значит? – первый вопрос и тут же второй: – Разве ты не должен быть в Лондоне с мистером Элитоном? У тебя все в порядке?
Джо ответил лукавой улыбкой, и Мэри прекрасно поняла, почему Другая хотела его. В нем есть что-то такое, что дает женщине чувствовать себя женщиной, первобытная сила, быть может, и только низкое положение не позволяло высокородным дамам выстраиваться в очередь за его ласками.
Впрочем, сейчас Мэри знала, что Другой нет и не было. В двух случаях это была она. Мэри Элфорд и леди Элфорд – единое целое, которое разделили духи из прихоти. К примеру, сейчас Мэри помнила, как поставила условие Джо: или он будет ее, или сдохнет от нищеты, и она побеспокоится, чтобы ему не удалось устроиться в радиусе десятка миль.
Мэри слегка покраснела, но потом подумала: если их разделили на две части, пусть и неравноценные, если позволили вести двойную жизнь, значит, кое-что она вправе оставить на совести второй своей половины.
Улыбка Джо стала шире, словно он мог услышать ее мысли.
– Мы с мистером Элитоном приехали вчера поздно ночью, и Хокс заверил, что лучше сообщить о нашем визите утром. С работой все хорошо, миледи, вы не представляете, как я вам благодарен и…
– Я рада, если так, – мягко остановила Мэри. – Джо, что значат эти цветы и…
– Я рад, что успел приехать, миледи, – сказал Личмен и вышел из комнаты.
В дверь снова постучали.
– Да? – привычно отозвалась Мэри.
– Доброе утро, миледи, – дворецкий оставил у ее ног охапку розовых роз и вышел.
Мэри стояла в окружении великолепных цветов, любуясь капельками дождя на них, и понимая, и догадываясь, и боясь позволить себе поверить. На этот раз дверь открылась без предварительного стука. Неслыханная дерзость. Так мог сделать только…
– Доброе утро, сладкая.
Мэри подняла глаза на графа.
– Надменный, высокомерный, грубый, невыносимый…
Он приблизился, прислонил к ее щекам ладони.
– Не вздумай плакать, – отдал приказ.
И только тогда Мэри поняла, что он вытирает ее слезы поцелуями, и позволила себе больше не сдерживаться. И пусть злится, если хочет, может вообще уйти, как ночью, она выплачет все сейчас, чтобы после надеть одну из масок, которую у него позаимствует.
– Хорошо, поплачь, – мягко сказал Михаэль, когда она уткнулась ему в плечо.
И плакать неожиданно расхотелось. Несколько раз всхлипнув, она успокоилась. Граф заставил смотреть в глаза.
– Вчера, – взгляд Михаэля лучился нежностью, – ты так и не ответила согласием. Я соблазнил тебя, несколько раз, были свидетели, этого я забыть не позволю, сегодня мой сад расстался со своим украшением, – взмах в сторону цветов, – я успел промокнуть, пока выходил их экипажа, и ты сама понимаешь, я просто так этого не оставлю?
– Да, – Мэри кивнула.
– Да? – Михаэль хитро улыбнулся. – Вот и отлично! Леди Блэкберн звучит куда лучше, чем леди Элфорд! Хороший вкус, поздравляю!
Мэри встрепенулась.
– Подожди, я ведь… я совсем не это имела в виду, я…
– Но я понял именно так и уже поздно отнекиваться.
– Но ты… я…
Мэри не знала, с чего начать, как объяснить ему, что не против замужества, и хочет быть с ним всю жизнь, но этой возможности нет. Она как марионетка в чужих руках, и в любой момент ее могут вернуть обратно, в жизнь без него.
– Я не отпущу тебя, – Михаэль говорил резко, зло, но она чувствовала – он злился не на нее. – Мне все равно, что стоит между нами, все равно, что произошло и что позволило мне тебя встретить. Ты – часть меня, и я не смогу тебя отпустить. Если захочешь уйти, я буду преследовать. На шаг позади, на два столетия, в снах, мысленно – как угодно. Я буду рядом.
– Я люблю тебя.
– Знаю.
– Ты невозможен.
– Но ты все равно меня любишь, – самодовольно заключил Михаэль. – Я займусь приготовлениями.
– А я?
– А ты, – усмехнулся, – для начала можешь одеться. Как только я выйду, тебе принесут кувшин горячей воды.
Мэри недовольно поморщилась.
– Кувшина хватит, а ванную оставим на сладкое.
– С тобой?
– Ты невозможна, – смешок.
Михаэль разомкнул объятия, отошел к двери, оставив Мэри в оазисе роз.
– Не беспокойся о них, – сказал, заметив ее растерянность. – Я проводил эксперимент: их не так-то легко заставит завянуть. Через пару недель еще можно кому-нибудь передарить.
– Сумасшедший! – рассмеялась Мэри.
– Это что-то новенькое, – улыбнулся граф и вышел из комнаты, в полном восхищении собой.
Через секунду в комнату зашла Джесс с кувшином горячей воды. После того, как тайна с Билли была открыта, она значительно похорошела, округлилась приятно, к щекам вернулся легкий румянец, а с губ буквально не сходила улыбка. Сильная женщина, красивая, Уильям ее недостоин. Теперь, когда воспоминания леди Элфорд стали ее собственными, Мэри имела все основания так думать.
– Миледи, позвольте поздравить вас.
– Граф что, провозгласил о нашей помолвке с крыши дома?
– Нет, всего лишь зашел на кухню, отдать распоряжения к завтраку.
Понятно, кухня в этом доме – розалий слухов, но Мэри не могла перестать счастливо улыбаться. Странное, удивительное чувство, когда даже чудачества любимого человека кажутся подвигами.
