Анна Рэндол - Грехи негодяя
– Как близко агент должен находиться к царю, чтобы поражающая способность бомбы оказалась максимальной? – спросила Оливия.
– Пятнадцать – двадцать футов, – ответил Клейтон.
– У вас там есть какие-нибудь записи? – поинтересовался Йен.
В мастерской, где они находились, было так чисто, что это граничило с маниакальной идеей. На рабочем столе аккуратной стопкой лежали записи, в которых указывалось, какое зубчатое колесо использовалось и когда. Такой человек должен был учитывать и расход каждой унции пороха и каждого дюйма запального шнура. Подумав об этом, Оливия невольно содрогнулась.
– У меня тут тоже кое-что есть! – крикнул Йен. – Ага… вот записи. Доставил три бомбы в… Выходит, он вел журнал! Правда, здесь нет ничего особенно полезного – имен, например. Но он действительно учитывал все бомбы и оплату за них. Хм… возможно, в этом следует разобраться.
– Какая запись была последней?
Йен выругался и тут же ответил:
– О бомбе, начиненной пятнадцатью фунтами пороха.
– А в этом случае как близко к царю должен подойти убийца? – снова спросила Оливия.
– Он должен находиться в том же бальном зале.
– Значит мы… – Она потерла виски, чтобы рассеять туман в голове.
– Сейчас мы отвезем тебя домой, – сказал Клейтон.
– Но бомба…
Он провел по ее щеке тыльной стороной ладони.
– Ты уже сутки на ногах. Опытный шпион знает, что всегда возникают вопросы, которые следует решать быстро. Но их невозможно решить, когда падаешь с ног от изнеможения.
– Уложи ее в постель! – крикнул Йен. И тут же, смутившись, добавил: – То есть я хочу сказать, что ей необходимо лечь в постель и поспать.
Но что сказано, то сказано. И восхитительно дерзкие мысли невозможно изгнать из головы. Взяв Оливию за руку, Клейтон подвел ее к окну, и жар его ладони вдруг показался ей невыносимым. Теперь ее ничто не останавливало.
– Значит, в постель? – спросила она. – Что ж, звучит заманчиво. – Собственный голос почему-то показался ей чужим. Он был хриплым и полным желания. – Да-да, в постель и поспать – это определенно хорошая идея.
– Какая? – спросил Клейтон. – В постель? Или поспать?
– Обе.
Глава 31
Он не стал рисковать и ни разу не поцеловал Оливию, возвращаясь в дом Кати. Нельзя было отвлекаться. Следовало внимательно наблюдать за окрестностями и быть уверенным, что за ними никто не следит.
Но Оливия не облегчала ему задачу.
И дерзкая девчонка это знала. Когда она шептала что-то ему на ухо, ее губы непременно касались его. И она постоянно прикусывала нижнюю губу, делая ее розовой; когда же убедилась, что он это заметил, принялась облизывать губы, что выглядело очень соблазнительно.
– Проклятие! Если ты будешь продолжать в том же духе, я завалю тебя в сугроб. Не будет никаких шелковых простыней и зажженных свечей.
– Шелковые простыни и свечи?… – переспросила Оливия.
Клейтон смутился:
– Ну… возможно, я представлял себе нечто подобное раз или два.
Брови Оливии поднялись так высоко, что скрылись под шапкой.
– Знаешь, я тоже…
– Что именно ты представляла?
Оливия только улыбнулась и плавно пошла перед ним, покачивая бедрами.
А он проворчал:
– Если так и дальше пойдет, то мы точно не доберемся до простыней.
Поскольку они находились совсем рядом с домом Кати, он подхватил Оливию на руки и оставшееся расстояние преодолел бегом.
– До того как нас задумала уничтожить группа безумных русских революционеров, я был слишком занят, чтобы обратить внимание на твою походку.
Ему нравилось, как она смеется.
Он подсадил, точнее – забросил ее в окно, так что она едва не упала.
– Ох, прости…
Но Оливия устояла на ногах. И тотчас же схватила его за воротник и втащила в окно.
– Учишься произносить новое для тебя слово?
Он ухмыльнулся:
– Да. Знаешь, чувство очень странное…
Они, задыхаясь, взбежали вверх по лестнице и остановились перед дверью спальни.
Как же ему все это нравилось! И как он только мог думать, что сможет жить без нее.
Клейтон распахнул дверь, и они вошли.
– Я хотела тебя каждый день с того момента, как мы снова встретились, – сообщила Оливия и принялась расстегивать на нем пуговицы.
Он снял с любимой женщины шапку и проговорил:
– Полагаю, на протяжении последних нескольких недель все же были моменты, когда это твое утверждение не являлось правдой.
Оливия рассмеялась:
– Всегда такой точный, такой скрупулезный… Но нет, ошибаешься. Таких моментов не было.
– А когда я, словно призрак из преисподней, явился на твою фабрику и стал угрожать?
– Я и тогда мечтала целовать тебя до тех пор, пока не увижу мальчишку, которого любила.
Клейтон задрожал – ее руки уже добрались до его рубашки.
– Ты все еще надеешься его найти?
Стараниями Оливии некоторые черты этого мальчишки действительно возродились. Но далеко не все. Ему никогда не стать прежним. Слишком многое с ним произошло.
– Вовсе нет. – Она покачала головой. – Теперь я мечтаю целовать тебя до тех пор, пока не узнаю мужчину, которым стал тот мальчишка.
Клейтон судорожно сглотнул.
– Что именно тебе хотелось бы узнать?
Ее губы растянулись в улыбке.
– Хороший вопрос. Во-первых, мне очень хочется узнать, как быстро ты умеешь расстегивать пуговицы на платье.
– Неужели?
– Да, представь себе. – Оливия повернулась к нему спиной.
– Что ж, попытаюсь. – Сначала Клейтон хотел впечатлить ее скоростью, но потом обнаружил, что не может противиться желанию поцеловать грациозно изогнутую шею и плечи. Сообразив, что «впечатлить» не получается, он проворчал: – Извини, что так медленно…
– Ничего страшного. Пожалуй, я когда-нибудь дам тебе еще один шанс. – Оливия переступила через платье, упавшее к ее ногам, и, повернувшись, шагнула к Клейтону.
Он стал целовать ее глаза, щеки, губы…
– Я представляла, как ты отреагируешь, увидев меня голой. – Она чуть отступила и посмотрела ему прямо в глаза. Рядом с платьем на полу оказались ее нижние юбки. Потом она сбросила туфли и сняла чулки. После чего завела руки за спину, чтобы дотянуться до шнуровки корсета. – В прошлый раз до этого дело не дошло, и я не видела твоей реакции. У тебя глаза темнеют? – Корсет упал на пол. – Кулаки сжимаются? Ты можешь устоять против желания подойти поближе?
