Виктория Холт - Гордость Павлина
Теперь, когда я возвращалась и в Павлинах было тихо, у меня появилось желание сразу же уйти из дома. Иногда я сидела у пруда, но чаще я находила успокоение в саду. Там, среди апельсиновых деревьев, я могла расслабиться и подумать о том, чему научилась за день в конторе. Я упрекала себя за глупые выдумки и среди благоухающих деревьев ко мне возвращался здравый смысл. Я прочитала много книг и почерпнула из них много сведений об опалах. Мне доставляло удовольствие, взяв одну из книг и найдя тенистое место, читать, запоминая факты, которыми я потом удивляла людей, особенно Джосса. Он никогда не говорил об этом, но в глазах у него появлялись огоньки, и он как-то особенно улыбался уголками губ.
Именно в этом саду я и сделала открытие.
Трава высохла, а земля потрескалась и затвердела. Думаю, что поэтому мне бросилось в глаза место в саду, которое недавно вскопали. Оторвавшись от чтения, я посмотрела туда и увидела какой-то предмет, торчавший из-под земли. Не двигаясь, я несколько секунд рассматривала его. Луч солнца упал на предмет, и он засверкал. Я подошла. Это было золото. Я вытянула его, и мои ноги подкосились от страха. Это был красный кожаный кошелек с золотым кольцом, и я тотчас же поняла, что он принадлежал Эзре Бэнноку и был в его кармане, когда он погиб в ущелье Гровера. Кто закопал кошелек в саду? Я не могла найти себе места и пошла в комнату. Голова шла кругом, охваченная ужасными мыслями.
* * *Я не знала, что предпринять. Версия о том, что Эзру убил какой-то преступник, оказалась ложной. Как мог этот убийца попасть в Павлины, пробраться в сад и закопать там кошелек? У этой тайны мог быть лишь один ответ. Эзру убил кто-то из обитателей Павлинов, а чтобы это стало похожим на ограбление, взял кошелек, а затем закопал его в саду.
Я знала только одного человека, у которого была причина для такого поступка. Если убрать Эзру, Иза будет свободна. Но он… он женат на мне и, пока я жива, несвободен. Пока я жива…
Эта мысль постоянно возвращалась ко мне. Она стала наваждением. Я осмотрела кошелек. «У него был красный кошелек, он каждое утро наполнял его монетами…» — слышала я голос Изы. Что пробудил во мне Джосс? Любовь ли это? Я хотела оградить его, что бы он ни сделал. Я мечтала прийти к нему и сказать:
— Я нашла кошелек Эзры. Ты спрятал его в саду, но сделал это небрежно. Земля рассохлась и обнажила его. Мы должны от него избавиться…
Но почему он закопал кошелек в саду? Почему он не спрятал его где-нибудь в буше? Похоже, это было сделано в панике. Не странно ли: я допускала, что он убийца, но не могла поверить, что он поддался панике.
Он бы сказал мне:
— Ты считаешь меня способным на такой поступок? Почему же ты не сообщила об этом властям?
— Потому что я дура, — ответила бы я. — Я люблю вас так же, как вы любите Изу. Теперь вы понимаете?
Нет, я не могла сказать ничего подобного. Я не знала, что делать, и сунула кошелек в ящик комода, а затем испугалась, что его найдут, — ведь след мог привести к убийце.
Я должна рассказать ему. Он будет лгать, скажет, что не он зарыл кошелек в саду. Но кто же еще, Джосс? Кто еще?
Я провела бессонную ночь и дважды вставала, чтобы посмотреть, на месте ли кошелек и не приснилось ли все это мне.
На следующий день я поехала в город с Джимсоном. По дороге мы беседовали не помню о чем. Я могла думать только о красном кошельке с приставшей к нему землей. Как только я вернулась в Павлины, я пошла в свою комнату и сразу почувствовала какое-то изменение.
Один ящик был неплотно закрыт, и инстинкт подсказал мне, что в комнате что-то искали. Я открыла ящик, в который положила красный кошелек. Его там не было.
Я беспомощно опустилась на стул. Кто бы ни убил Эзру, он теперь знал, что я нашла кошелек.
* * *Самое трудно было держаться как обычно. Мне казалось, что как только я увижу Джосса, я сразу все узнаю — ведь его тоже должно было вывести из равновесия то, что произошло.
Я подошла к окну и стояла там, глядя на безлюдный буш. Я увидела, как миссис Лод подъехала в повозке к дому. Она часто ездила в ней в город и привозила провизию, которую слуги вносили в дом. Она подняла голову, узнала меня и приветственно помахала рукой.
Я вышла в холл. Мне было необходимо вернуться к нормальному состоянию.
— Жарко сегодня, правда? — сказала я.
— Невероятно.
— Почему вы не взяли с собой Лилиан?
— Мне кажется, что она слишком часто встречается с Джереми Диксоном.
— Он приятный молодой человек. Почему вы не любите его, миссис Лод?
Не отвечая, она плотно сжала губы.
— Вы, должно быть, очень устали, — продолжала я. — Почему бы вам не выпить чашку чая?
— Пожалуй, я пойду к себе и приготовлю чай. Не хотите ли присоединиться ко мне, миссис Мэдден?
— Конечно. С удовольствием.
Мы поднялись к ней, и она поставила чайник на спиртовку. В маленькой комнате было очень уютно. На камине стояла ваза с сухими листьями, стол застелен скатертью из красного плюша, на стульях надеты гобеленовые чехлы, и я была уверена, что она сама их сшила. В углу на полках было много фарфора, а на стене висели часы с кукушкой.
Она заметила мой взгляд.
— Я привезла эти безделушки из Англии. Когда я приехала сюда, мистер Хенникер позволил мне обставить свою комнату как мне хотелось.
— У вас очень уютно.
Она приготовила чай. Мне показалось, что она чем-то расстроена, и я решила выяснить причину. Это отвлекло меня от других пугающих мыслей.
— Надеюсь, чай по вашему вкусу, миссис Мэдден. Но мне здешний чай не нравится. Не такой, как дома. Говорят, что это из-за воды.
— Вы хотели что-то рассказать мне о мистере Диксоне, — подсказала я.
Она удивленно взглянула на меня.
— Разве?
— Вам не нравится дружба между ним и вашей дочерью?
— Я бы не сказала этого.
— А что бы вы сказали?
— Предположим, что я поступаю глупо, но я не хотела бы, чтобы она совершила ошибку. Думаю, что все матери беспокоятся за своих детей.
— Разве он чем-нибудь огорчил вас?
— О нет, не он.
— Значит кто-нибудь другой?
Она с тревогой смотрела на меня, напоминая животное, попавшее в западню.
— Я так давно в этом доме, — сказала она, меняя тему. — Когда я не знала, как жить дальше…
— … мистер Хенникер предложил вам вести хозяйство.
— Здесь я вырастила своих детей. Ко мне относились так, как будто… я член этой семьи.
— Мистер Хенникер был удивительно добрый человек.
— Я не могу вынести, когда в доме что-нибудь в беспорядке. И мне не нравится то, о чем говорят.
— О чем же? — быстро спросила я.
