Александра Хоукинз - Очаровательный соблазнитель
– А меня кто-нибудь спросил?
Видя, что дочь сердится, сэр Томас нахмурился.
– По моему разумению, малышка, ты уже сказала «да», когда легла в ним в постель. – От неуместности этого разговора он помрачнел.
– Я не могу выйти за него, – призналась Уинни, – что бы ни случилось.
Но отец не отступал.
– Нет, ты выйдешь за него! – взревел он. – А будешь ты его женой или вдовой, зависит от того, как он себя поведет!
– Нельзя заставить меня стать его женой. Это никому не принесет счастья.
– А кто сказал, что браки бывают только счастливыми? – возмущенно ответил сэр Томас. – Большинство моих знакомых с трудом выносят собственных жен. Половина из них заводит любовниц, а у другой половины даже любовниц нет.
Неужели и ей уготована такая судьба? Уинни с запинкой произнесла:
– А-а-а как же вы с мамой? Ты тоже терпеть ее не мог? И искал утешения в объятиях любовницы, когда она умерла?
– Ты забываешься, девчонка! – обиделся сэр Томас. – Ни одна женщина не могла бы заменить мне мою любимую жену. Она была для меня всем. Когда она умерла, я сам едва не умер!
Боль от утраты была такой же сильной, как будто Анна умерла только вчера, а не несколько лет назад. Старик схватил с подноса, принесенного слугой, бокал и, коротко кивнув, отпустил прислугу.
– Знаю. Беру свои слова назад. – Уинни прикусила нижнюю губу, испугавшись, что опрометчиво вырвавшиеся слова всколыхнули его бесконечную скорбь. – Неужели плохо, что я не согласна на меньшее?
– Нет, – угрюмо признал сэр Томас. – Ты хочешь сказать, что этот Милрой тебя не любит?
На его лице было написано недоверие. Оба вспомнили последний визит Кинана, когда его пришлось выводить с помощью силы.
– Он охотился за мной потому, что я нравилась лорду Невину. А уже потом я стала для него чем-то бо́льшим, чем безликой пешкой. Сомневаюсь, что Милрой разобрался в своих чувствах. В отличие от меня.
– Я своего мнения не изменил: Кинан Милрой тебя недостоин. – Старик положил руки дочери на плечи. – Всю жизнь этот парень преследовал своего дьявола-старика, сам не ведая, обнимет его или убьет, когда загонит в угол. Может быть, после того как Рекстера убили, злоба Милроя утихнет. Дай ему шанс испытать не только ненависть и желание отомстить.
Уинни обернулась к отцу.
– Герцога убили?
У нее закружилась голова. Она ухватилась за руки отца, чтобы не упасть. Ей в голову прокралась коварная мыслишка о том, что Кинан может быть виновен в смерти герцога. Впрочем, в глубине души она в это не верила.
– Убийцу поймали?
– Нет. – Старик понял, что тревожит Уинни, и черты его сердитого лица смягчились. – Уинни, Уинни, девочка моя… Как бы мне ни хотелось вычеркнуть из твоей жизни молодого Милроя, даже я понимаю, что он не из тех людей, которые будут прятаться в тени и убивать безоружного.
Слова отца немного успокоили девушку, и она спросила:
– Значит, по-твоему, он не способен на убийство?
– Не совсем так, – уклончиво ответил сэр Томас. – Если такой, как Милрой, захочет кого-то убить, он не станет прятаться ночью в глухом переулке. Он прямо подойдет к своему обидчику, и его намерения будут предельно ясны.
– Ты говоришь так, как будто хорошо знаешь его.
Старик прижал дочь к груди и нежно покачал ее, как делал, когда она была маленькой и искала у него утешения.
– Знаю. Любой, кто заявляет права на мою дочь, требует пристального внимания.
– Ему досталось от жизни, – произнесла Уинни, вспоминая рассказы Милроя о детстве.
– Да уж. У каждого есть свои черные дни. Однако этому человеку удалось крепко встать на ноги. А это говорит о многом.
Уинни удивленно взглянула на отца.
– Милроя можно вышвырнуть из дома на улицу, но он обязательно вернется.
* * *От прикосновения Типтона Брук проснулась. И тут же ужаснулась, когда заметила, что лежит в одном белье.
– Леди А’Кур, вам ничто не угрожает. Вы знаете, кто я?
Ощупав бинты на своем теле, женщина медленно кивнула.
– Да, вы – лорд Типтон.
– Прошу прощения, что разбудил вас. Вы так долго спали, и я испугался, что проглядел какую-то шишку у вас на голове.
Взгляд молодой женщины прояснился. Она хотела было встать, но Типтон удержал ее за плечи, укладывая назад на подушку.
– Я должна идти.
– До сих пор вы доверяли мне заботу о своем здоровье, леди А’Кур. – О том, что она была не в состоянии этому воспротивиться, он упоминать не стал. – Вы помните, кто с вами это сделал?
На голубые глаза Брук навернулись слезы.
– Меня избил… м-мой муж.
На щеках Типтона заходили желваки. Этой бедной женщине и так досталось от руки мужчины. Не хватало ей снова стать свидетельницей жестокости, пусть даже драться будут ради нее самой.
– Как давно он вас бьет?
– Муж не бьет меня, милорд. Но у него есть право меня воспитывать, – монотонно, как по писаному, произнесла Брук. – Я всегда была импульсивным, своенравным ребенком. Мне очень повезло, что лорд А’Кур сделал меня графиней, что я ему не безразлична и он исправляет меня, когда я допускаю ошибку. – Она уже не могла сдерживать слез, и они заструились по щекам.
«Как же она запуталась, если верит в подобную чушь!» – с досадой подумал Типтон.
– Что ж, мадам, ваш муж едва не убил вас, когда последний раз давал наставления.
Брук тыльной стороной ладони вытерла слезы.
– Это случайность. Обычно он очень осторожен и не оставляет следов. Понимаете, он очень разозлился.
– Мне все предельно ясно, леди А’Кур.
По шрамам на ее спине и на животе Типтон подозревал, что супруг жестоко обращался с ней чуть ли не со дня свадьбы. И не все раны были видны невооруженным глазом. Типтона тревожило душевное состояние молодой женщины: она явно была не в себе, если искренне полагала, что заслужила такое бесчеловечное обращение.
– Как больно! Я должна думать о ребенке. Мне пора. Уинни приснилась мне?
– Нет. Вы приехали к Бидгрейнам и упали без чувств. Уинни незамедлительно вызвала меня.
Рука Брук скользнула на живот.
– Малыш… С ним все в порядке?
Типтон не знал, как поделикатнее преподнести ей правду.
– Мне очень жаль. Ваш ребенок не выжил. Травмы оказались… – Он умолк, когда Брук повернулась к нему спиной. До него донеслись горькие рыдания.
– Это я виновата… я… – снова и снова повторяла она.
Типтон с растерянным видом держал ее за руку, позволяя выплакаться. Ее телесные раны он мог залечить, а вот сердечные был не в силах. Типтон решил сосредоточиться на том, в чем он мог помочь. Его невеселые мысли вернулись к неуловимому лорду А’Куру. Высечь бы его плетью! Пока графа не найдут и не посадят в клетку, как животное, каковым он и являлся, Типтон должен быть уверен в том, что он никогда не доберется до его пациентки.
