Алекс Айнгорн - Сердце и корона
Боже! Как же она была влюблена в него, в Орсини! А теперь ей нечего было желать. Он принадлежал ей. Он любил ее, но не так, как ей мечталось. Медовый месяц прошел. Он был нежен с ней, но как-то спокойно, без страстей, предоставив ее самой себе, ничуть не беспокоясь за ее верность, не избегая других женщин. Она не сомневалась, что он ни разу не изменял ей, и даже не испытывал к тому соблазна, потому что у него была одна любовница — власть. Ей он служил с раннего утра и до поздней ночи. А дома он исполнял супружеский долг, вот и все. В сущности, он ничуть не переменился, был точно таким, как и полгода назад, но тогда все было иначе. Если ей хотелось видеть его, она посылала за ним и задавала ему какие-то ненужные вопросы, сочиняла для него работу или просто советовалась, что сказать послу какого-нибудь Затридевятьземелья. Он всегда был под рукой. Он и раньше легко мог уязвить ее, указав на ошибку или просчет, но тогда это лишь подогревало в ней стремление покорить его, а теперь каждое невпопад сказанное слово наносило рану, и она неделями вспоминала, терзаясь, что он не так посмотрел на нее или не то сказал.
Маленький король Анри находился под опекой своего дяди Гримальди и его жены. Они прочно обосновались во дворце Изабеллы, во дворце, где она выросла, где она любила, страдала, надеялась. Теперь же в ее распоряжении холодный и пустой дом с окнами, выходящими на серую улицу.
Изабелла отошла от окна и с досадой швырнула шаль на кресло. Спуститься в гостиную? Но там восседает Мадлен и перебирает кусочки разноцветного бархата, собираясь сшить из них мудреное и ненужное покрывало. Она будет сверлить ее взглядом, словно читая ее невеселые мысли. Нет! Изабелла кликнула Батти, свою горничную, и велела помочь ей раздеться. Батти возле нее, раскладывая по шкатулкам шпильки. Где теперь Жанна? Добрая миленькая Жанна, она вышла замуж и, наверное, счастлива. Впрочем, если не чувствует того же, что и она, Изабелла, вынужденная скрывать от собственной служанки раздражение и мучительную грусть.
— Не стоит беспокоиться, мадам, — услужливо заметила Батти. — Господин маркиз часто бывает поздно. Мадам знает, как он занят. Не стоит волноваться о нем.
Это глупое вмешательство окончательно расстроило Изабеллу.
— Ступай, — резко сказала она. — И унеси свечу.
«Мы с ним слишком разные, — подумала она. — Слишком разные.»
Они не ссорились, но даже в мелочах проявлялось несходство их привычек и воспитания. Изабелла неизменно уступала ему, повторяя себе, что такова ее обязанность жены, но смутное недовольство росло и крепло. Она привыкла иметь отдельную спальню, потому что так было заведено у знати, чтобы муж посещал жену лишь для исполнения супружеского долга, но Орсини вообще не понял, о чем она говорит. Что значит отдельно? Почему? Она не сумела объяснить и сдалась, считая себя едва ли не грешницей. Он не переодевался к обеду, и его неизменное «зачем?» сводило ее с ума. Она не знала, зачем. Просто так было принято. И еще сотни, тысячи мелочей, в частности нелепых, но создающих неутешительную общую картину — им лучше было как раньше, порознь, когда она была королевой, а он ее министром.
Ее разбудил дрожащий свет. Она украдкой приоткрыла глаза и увидела Орсини. Изабелла поборола в себе желание спросить его, чем он был занят так долго, почему не приходил к ней, по той простой причине, что не хотела выглядеть в его глазах капризной и ворчливой. Пусть считает, что она заснула, что ей все равно, что приходит едва ли не среди ночи. Только Орсини не просто было обмануть. Она ощутила на себе его пристальный взгляд.
— Ты притворяешься, — вдруг заметил он спокойно, и от неожиданности она вздрогнула и выдала себя.
— Это свет… — она придала голосу сонное выражение. — Я почувствовала свет, Эжен, — проговорила она, не меняя положения. Ей послышался вздох.
— Хорошо, в другой раз, если буду поздно, не стану тебя тревожить. Извини, еще секунда и я задую свечу.
Он говорил ледяным тоном, и Изабелла не стала отвечать, что прощает его. Она безумно сердилась, что он даже не порывается извиниться, что вернулся среди ночи и не дает никаких объяснений.
— В будущую среду бал в честь испанского инфанта, — сбрасывая одежду, заметил он вскользь. Изабелла подскочила.
— И я должна там быть?
— Да, естественно.
— Я не могла бы сказаться больной?
Он покачал головой.
— Нет, это неприлично. Там будут все дамы, и если ты проигнорируешь бал, об этом будет разговоров больше, чем если ты придешь.
— Эжен, пойми, что я лично знакома с испанцем. Он всего лишь инфант, а я… я была королевой. Это несоизмеримо выше! Я не хочу его видеть.
Во мраке не было видно их лиц, так что Орсини не видел выражения отчаянной мольбы на лице молодой жены, а Изабелле не дано было заметить, как сильно его обижают ее слова и поступки.
— Свою судьбу ты выбирала сама, — тихим, чуть дрогнувшим голосом проговорил Орсини. — Ты обязана появиться на балу — в качестве маркизы де Ланьери, жены первого министра королевства. Если тебе стыдно перед этим принцем, стыдно из-за меня, то не стоило выходить за меня замуж.
— Мне не стыдно, — быстро ответила ему Изабелла, почувствовав наконец звучащую в его голосе обиду.
— Раньше ты была выше по положению, чем он. Времена переменились… Теперь он принц, а ты маркиза. Бывает хуже. К примеру, ты могла бы стать всего только виконтессой, а может и просто мадам Орсини, женой колбасника из Этьенна.
Он смеялся. Только один человек мог смеяться над ее страданиями, и он был ее мужем. Изабелла знала, что он не уступит, и ей придется посмотреть в глаза надменному испанцу. Она уже представляла, как он будет говорить, посмеиваясь:
— Э, да это ее величество Изабелла, королева без короны. Этот Ланьери заставил ее отречься. Ох уж эти женщины! Теперь она пытается выглядеть как можно более гордо. Но все равно, она теперь не лучше любой мещаночки. Ведь ее маркиз, говорят, из низов. Вот смешно, господа!
И вездесущие доброжелатели будут на ухо пересказывать ему историю возвышения Орсини, как они ее себе представляют.
Проснувшись утром, Изабелла обнаружила, что Орсини, который всегда был ранней пташкой, давно уехал во дворец. Проклиная безумное желание женщин непременно выходить замуж, Изабелла переоделась и велела заложить карету для поездки в парк, где гуляли придворные, и собиралась вся знать столицы. Из окошка кареты она вдруг заметила совершенно седую голову Сафона, своего старого министра. Естественно, о нем после ее отречения все позабыли. Из старого правительства служить регенту остался только Орсини, и то потому что таково было ее условие.