Людмила Третьякова - Дамы и господа
Избаловали ее страшно. В зрелые годы Наталья Кирилловна называла себя маленьким чудовищем, жалея мучениц- гувернанток, которые к ней были приставлены.
Своенравная, не терпящая возражений, она, вероятно, с годами превратилась бы в невыносимое, вздорное существо, если бы ее живой ум и природное добросердечие не искупали эти недостатки. Симпатию к молоденькой девушке, прямой, резкой, но, в сущности, совершенно беззлобной и справедливой в своих суждениях, испытывали все. Императрице Екатерине II, когда ей представили Наташу Разумовскую, она очень понравилась. Взяв ее ко двору во фрейлины, государыня, в знак особой приязни, разрешила ей жить не в Зимнем, как это полагалось, а в родительском доме, огромном дворце Разумовских на Фонтанке.
* * *Среди всех братьев и сестер Наташа особенно любила брата Андрея. Обычно она своим чувствам никогда не изменяла, даже если обстоятельства понуждали к этому. Нежное отношение к Андрею Кирилловичу она сохранила на всю жизнь.
Но какие же они были разные — брат и сестра! Андрей, элегантный стройный красавец, с тонким лицом, — такие особенно нравятся женщинам. Он пользовался этим вовсю, ввергая себя в разного рода любовные приключения, грозившие его репутации и поглощавшие огромные средства. «Шармер и мот», — кратко выражалась Наталья Кирилловна и продолжала обожать брата. Он действительно был заядлым любезником, кавалером «в полном смысле слова, во вкусе дореволюционных французских салонов» и вообще по своим привычкам, жизненным предпочтениям тяготел ко всему европейскому.
Брата и сестру вроде бы воспитывали на один «французский» лад, отдававший вольтерьянством, но результаты оказались совершенно противоположными. Наталья Кирилловна любила отечество и все русское истово, «до такой степени, что она ненавидела память Петра Великого, изуродовавшего, по ее словам, Россию».
Насколько Наталья Кирилловна была проста в обращении, насколько в ее речи чувствовалась женщина даже не петербургской, а старомосковской закваски, настолько же ее брат ощущал себя аристократом европейского толка и, как писали, «находил достойным для себя лишь общество „маркизов и шевалье“». Порой отец, граф Кирилл Григорьевич, оставаясь со всеми его регалиями и фельдмаршальским званием человеком отнюдь не кичливым, пытался урезонить сына:
— Не забывай, Андрюша, что я сын простого пастуха.
— Возможно, так оно и есть, папа. Зато я — сын фельдмаршала, — парировал наследник.
В детстве Андрей Разумовский был товарищем игр единственного сына Екатерины II, великого князя Павла Петровича. Потом, зачисленный с десяти лет в мичманы, он расстался со своим царственным другом, сделался заправским моряком, участвовал в экспедициях, командовал фрегатом «Екатерина», получил в двадцать три года чин генерал-майора и снова появился в Петербурге, заматеревшим, еще более авантюрным, — сущей погибелью для дам и девиц.
К этому времени у Натальи Кирилловны скопилась огромная пачка писем брата. Оба они, обладавшие хорошим слогом, часто переписывались. Из писем Андрея она поняла, что даже водная стихия не помеха ему жить полнокровной жизнью сердца: не всегда же кораблям качаться на волнах.
Со своей стороны, сестра помимо разного рода советов писала о скучных фрейлинских обязанностях и о полном штиле в собственном сердце: сильный пол вокруг все какой- то незначительный, не на кого глаз положить — «а кое-чего нам не надобно…»
* * *Между тем, не подозревая о подобных умонастроениях дочери, отец Натальи Кирилловны не переставал переживать за ее дальнейшую судьбу. Ему казалось, что с эдакой-то внешностью его любимице придется смириться с участью старой девы. И он решил подсластить горькую эту пилюлю, выделив Наташе огромное, не в пример другим детям, наследство.
Однако его мрачные прогнозы оказались преждевременными: к дочери то и дело сватались весьма небросовые женихи. Проблема обозначилась как раз с той стороны, откуда ее трудно было и ожидать: Наташа оказалась невестой разборчивой. Целая вереница соискателей получила от ворот поворот.
Родственники увещевали строптивицу: годы-то идут. Да еще как идут! Наташе стукнуло двадцать пять, а она, кажется, и в ус себе не дула. Наконец, на двадцать шестом году крепость пала. Увидев как-то во дворце Николая Загряжского, стоявшего в карауле, она одним мигом в него влюбилась. Участь бравого офицера-измайловца тут же была решена.
Обвенчавшись с избранником, новоиспеченная Загряжская не уступила уговорам и отказалась жить в знаменитом папенькином дворце. Молодожены наняли вместительную квартиру, где при общительном характере хозяйки дома двери не закрывались. Общество здесь собиралось весьма разномастное. Наталья Кирилловна интересовалась всем на свете: и изящными искусствами, и житьем за морем, и религиозными вопросами. Так что народу бывало у Загряжских много.
Меж собой супруги тоже ладили. Загряжский быстро понял характер своей жены. Будучи человеком мягким и покладистым, он легко уступил ей первенство в доме и нисколько не обращал внимания на ее чудачества.
Наталья Кирилловна сама была не прочь посмеяться над собой и на склоне лет, вспоминая свое супружество, рассказывала, как однажды ее невзыскательный муж, потеряв терпение, принес ей лист бумаги с карандашом и сказал: «Нарисуй мне, матушка, как мне лежать на кровати, а то всего ногами затолкала».
Граф В.А.Соллогуб свидетельствовал: «При мне повторяли ее рассказ, что она мужа всегда уважала, но что добродетель ее однажды была на волоске». Имя этого смельчака не указывается, но оно и не важно. Интересно то, что Загряжская отнеслась к его проискам со свойственным ей чувством юмора, и когда рассказывала об этом приключении, «присутствующие катались от смеху».
…Само собой, после замужества Наталья Кирилловна не стала меньше появляться во дворце — домоседкой она никогда не была.
В платьях, сшитых опытной портнихой, умело скрывавших и горб, и что одно плечо выше другого, Наталья Кирилловна не пропускала ни одного светского увеселения, много танцевала и даже при своем малом росте не терялась в толпе придворных. Ее остроты, причем порой весьма колкие, передавались из уст в уста. Ее приязнью дорожили самые заметные кавалеры — она всю жизнь гордилась, что такой красавец и любимец женщин, как граф Андрей Шувалов, писал ей прочувствованные стихи.
Все это, конечно, прекрасно, но со временем Наталья Кирилловна все явственнее стала ощущать важную недостачу в своей жизни — Бог не посылал супругам детей. В семейном доме без детского щебета — тоска. Загряжская стала думать, какой же найти выход из этого положения. В конце концов у нее созрел план, и теперь следовало приступить к его осуществлению.
