Людмила Третьякова - Дамы и господа
Обзор книги Людмила Третьякова - Дамы и господа
Людмила Третьякова
ДАМЫ И ГОСПОДА
Предисловие
…Если бы все эти дамы и господа, чья жизнь прошла при свечах, без интернета, ничем не напоминали бы собою нас сегодняшних, со всеми нашими мечтами, ошибками, ожиданием непременного счастья, скажите, стоило бы о них писать? А читать?
Эта книга о том, что остается вечно желанным для каждого без исключения человека: о любви, при всех ее несправедливостях, о страстном желании обрести душевный покой, о терпении, о способности, не уповая ни на кого и ни на что, вновь подниматься на ноги после ударов судьбы, находить смысл и отраду в жизни даже тогда, когда силы на исходе, а будущее кажется беспросветным.
Дамы и господа… Иногда их поступки и отношение к ближнему заставляют усомниться: неужто человек и впрямь самое совершенное создание Творца? Но ведь для тех, кто желает учиться, это есть урок того, куда может завести потакание изъянам собственного характера, неверие в то, что их можно победить.
Те, кто исповедует убеждение, что для человека существует лишь личный опыт, а пример других ему не указ, рискуют понапрасну потерять немало драгоценного времени на исправление ошибок, которых можно было избежать.
Интересно все-таки, что бы рассказали нам дамы и господа, доведись им хоть на час вернуться из своего небытия? Вероятно, очень разное. Но одно наверняка: о ценности каждого дня и часа, проведенного на земле, неистощимая и разноликая красота которой мало кем из нас замечается, о том, как важно из всего многообразия, что предлагает человеку судьба-искусительница, выбрать именно свое — своего человека, свое дело, свою жизненную стезю. И крепко держаться за это.
I
Сан-Донато
1
В 1844 году в Париже неожиданно скончался князь Элим Петрович Мещерский. Смерть еще совсем не старого тридцатисемилетнего человека повергла в печаль и французов, и тех русских, кто волею судеб жил тогда на берегах Сены.
Князь Элим был очень популярной фигурой в парижском обществе. Его знали все, и он тоже знал всех, на правах доброго знакомого появляясь и в гримерках модных актрис, и на приемах у министров.
Служба в русской дипломатической миссии была для князя Элима делом второстепенным. Он считал себя, и совершенно справедливо, прежде всего человеком искусства. За годы его жизни в Париже трудно назвать премьеру или вернисаж, не отмеченные в газете или журнале его энергичным пером. Писатели также уважали его как тонкого, с великолепным литературным чутьем критика и ценили его рецензии. Князь и сам был личностью одаренной: писал стихи на французском языке, музицировал.
В истории же отечественного искусства за Мещерским числятся особые заслуги. Он первый познакомил французов с лучшими образцами отечественной поэзии и прозы, популяризировал русскую музыку, в частности произведения Глинки, с которым у него были теплые, дружеские отношения.
Немало прожив в Париже, Элим Петрович оставался рыцарем русской культуры. Переводы отечественных авторов, музыкальные новинки он издавал в Париже за свой счет, что наносило ощутимый ущерб его и без того тощему кошельку.
Потомок древнего, но обедневшего княжеского рода, Мещерский жил, по существу, лишь на жалованье чиновника-дипломата. Красивый и обаятельный, он, конечно, мог бы поправить свое положение выгодной женитьбой. Сколько раз его просила об этом жившая с ним в Париже мать Екатерина Ивановна — но куда там! Сын взял себе в жены Варвару Жихареву, яркую красавицу брюнетку, однако, увы, без всякого состояния.
Мать-княгиня, ожидания которой оказались обманутыми, сразу невзлюбила невестку. Та платила ей тем же. И даже рождение у супругов дочери Марии не улучшило их отношений.
Княжне Мари Мещерской, как ее называли на французский лад, не исполнилось и года, когда умер ее отец. Во Франции они с матерью перебивались на скудную пенсию. Каждое су было на учете. Девочка рано поняла, что такое отчаянная, но тщательно скрываемая бедность. На прогулке в Люксембургском саду княгиня и княжна Мещерские предпочитали не показываться в своих изношенных платьях на главной аллее, где всегда было много нарядной, богатой публики, и держались поодаль. Домой, в скромную мансарду, они возвращались пешком. У Мари кружилась голова от запаха сдобы и пирожных, доносившегося из кондитерских.
В пятнадцать лет она осталась круглой сиротой: умерла мать. Девочка-подросток поступила в распоряжение бабушки.
Характер княгини Екатерины Ивановны испортила крайне неудачно сложившаяся личная жизнь. Говорили даже, что она предпочитала жить во Франции, а не в России, поскольку не желала быть всеобщим посмешищем. Ее муж открыто состоял в гражданском браке с купчихой Пановой. Ни жалобы законной супруги, ни косые взгляды общества не поколебали этой привязанности. По прошествии двадцатилетней «беззаконной» связи он тайно обвенчался со своей купчихой в какой-то сельской церкви под Петербургом.
Не смиряясь с долей брошенной жены, Екатерина Ивановна бередила рану, теряла покой и здоровье. Мари научилась терпеливо сносить вечное раздражение бабушки. Насколько мало Екатерина Ивановна интересовалась внучкой, говорит то, что старая княгиня даже не удосужилась научить подраставшую Марию Элимовну родному языку.
…Мари исполнилось двадцать, когда умерла бабушка. Вот тогда о ней и вспомнили родственники в России. В конце концов взять девушку к себе решила двоюродная сестра покойного князя Элима — Елизавета Александровна Барятинская, и в 1864 году Мари оказалась в Петербурге.
Княгиню Барятинскую знал весь столичный свет, который называл ее не иначе как Бетси. Балованная дочь своего отца, Александра Ивановича Чернышева, военного министра и любимца Николая I, Бетси очень удачно вышла замуж за представителя одной из родовитейших семей — князя Владимира Барятинского. Так она, и сама богатая невеста, приобрела громкий титул вкупе с огромным состоянием.
Особняк Барятинских на Миллионной улице, внешне скромный, славился в столице как образец элегантности и сдержанной роскоши. Хозяйка устроила его совершенно на «англицкий» манер.
Ее супруг генерал-майор Владимир Иванович Барятинский командовал самым привилегированным полком — Кавалергардским. Здесь его искренне любили и считали «отцом родным».
Блистательная Елизавета Александровна, взявшая за правило во всем быть первой и задавать тон, с успехом играла роль «матери-командирши». Если дело касалось Кавалергардского полка, для нее ничего не было невозможного и излишнего. Совсем не страдая расточительностью, она не останавливалась перед любыми тратами, если дело шло о подопечных ее мужа.
