Элизабет Чедвик - Лавина чувств
— Тебе виднее… — Джослин, одетый в рубаху из крашеной шерсти, расшитую блестящей тесьмой, поднял кубок с медовой настойкой. Эта одежда была рождественским подарком Линнет. Роберт показался в этот день точно в такой же, не поддаваясь ни на какие уговоры матери надеть что-нибудь другое.
Конан сразу помрачнел, когда уловил такой безразличный тон в голосе Джослина.
— Боже, ты скоро станешь таким же занудой, как твой отец! — упрекнул он. — Где же твое праздничное настроение?
— Не знаю, — ответил Джослин.
Один из помощников повара просеменил через гостиную, напялив на себя женское платье и криво повязав платок поверх своих рыжих кудрей. Обычно в канун Крещения все развлекались, как кому вздумается, запрещено было только убивать — все остальное разрешалось и даже поощрялось. Обычно Джослин с радостью присоединялся к общему веселью, но сегодня он находился в каком-то мрачном расположении духа, несмотря на то, что все кругом призывало проказничать и шутить. Он чувствовал себя так, словно ему на голову опустили что-то тяжелое и оно изо всей силы тянуло его к земле. Головная боль почти прошла, но могла в любой момент возобновиться. Теперь с ним часто случались такие приступы; редко проходила неделя, чтобы перед глазами не появлялись мерцающие цветные круги и его не терзали ужасные головные боли.
С конца октября между ним и Линнет пока по-настоящему ничего не происходило. Тогда она чуть не умерла от тифа, часто бредила, и он обнаружил в ее прежней жизни то, о чем предпочел бы никогда не знать. А она совершенно ничего не помнила о своей болезни, за исключением первого дня, и абсолютно не представляла, как многое теперь изменилось. Джослин старался вести себя как обычно, чтобы не бросалась в глаза перемена в их отношениях. Но это давалось ему с большим трудом: демоны, поселившиеся в его душе, подталкивали на откровенный разрыв, и он тратил много сил, чтобы не пойти у них на поводу. Линнет с тревогой следила за ним, понимая, что он чего-то недоговаривает, и он интуитивно осознавал, что ему не удается скрыть от нее эту внутреннюю борьбу с самим собой.
— Ну, перестань, Джос! Не будь… не выгляди таким несчастным! — Слова Конана путались под действием валлийского медового напитка, присланного Брайеном Фитцренаром в качестве рождественского подарка в знак благодарности Джослину за оказанную ранее помощь. — Давай… давай мы сыграем с тобой в жмурки! — Он с трудом поднялся на ноги, вышел из-за стола и попытался стоять не шатаясь. — Если хочешь, мне первому завяжут глаза. Генри, дай мне на время свой колпак!
Джослин открыл было рот, собираясь сказать, что не желает забавляться, но дядя уже засучил рукава, а раздававшийся со всех сторон веселый хохот и выражение крайнего ожидания на лице Роберта заставили его поддаться веселой затее Конана.
Посреди гостиной освободили побольше пространства. Конана, нацепившего на голову синий капюшон Генри, поставили в центр круга, несколько раз покрутили, чтобы окончательно сбить с толку, а затем с силой толкнули вперед. По условиям игры, ему требовалось поймать кого-нибудь из толпы, чтобы тот занял его место, а остальные могли толкать, тыкать и дразнить водившего, стараясь не попасться ему в руки.
Конан сделал несколько диких выпадов, словно медведь, но смог ухватить лишь воздух. Ревел он тоже по-медвежьи. Заливаясь смехом, Роберт проскользнул под руками старого наемника и ударил его по ноге. Конан попытался поймать мальчика, но тот увернулся и, визжа от радости, побежал в надежные руки Джослина.
— Папа, ты видел?
Конан ринулся на звук громкого, возбужденного голоса ребенка. Джослин оттолкнул Роберта прочь с его пути. Пальцы Конана коснулись рукава рубашки Джослина. Однако тот уклонился в сторону, схватил хохочущего Майлса и толкнул прямо в объятия Конана. Руки наемника вцепились в жертву. Теперь ему оставалось лишь отгадать, кого он поймал.
— Не девушка, — пробормотал он, проведя ладонью по бородатому лицу. — Если, конечно, она не стоит на голове.
— Вы удивитесь, если узнаете, что может делать здесь девушка в канун Крещения, сэр Конан! — сказал Майлс, нарочно тоненьким голоском, чтобы еще больше развеселить публику.
— Не знаю. Может, переспать с тобой ночку-другую! — ответил Конан, опуская руку и ощупывая плечи и грудь, пока его пальцы не наткнулись на посеребренный крест, который Майлс носил на шнурке на шее. — Это я хорошо помню. Он у тебя больше, чем у самого отца Грегори! — радостно прокричал Конан. — Это должен быть ты, Майлс де Селсей! — Он стянул с себя капюшон и издал крик ликования.
С каждой новой минутой игра становилась все более грубой и шумной. Народ менялся одеждой, чтобы ввести водившего в заблуждение, хотя, когда Генри схватил Роберта и мальчику предстояло надеть на себя капюшон, все смягчили свои выходки, и Джослин даже позволил Роберту поймать себя, хотя и не слишком скоро, чтобы не уязвить гордость ребенка.
Когда Джослину на голову напялили капюшон, он вдруг обнаружил, что ему даже нравится эта забава. Игра чем-то напоминала рыцарский турнир, когда все мысли сводились к контролю над своим телом, чтобы выжить, и в голове совсем не оставалось места для прочих раздумий.
— Итак, — он потер руки, привнося в игру новый дух, — сейчас поймаю себе кролика!
Он почувствовал, как кто-то задел его ногу, и услышал визг Роберта. Внутри капюшона пахло шерстью и овечьим жиром. Он совсем не пропускал свет от канделябров со свечами. Джослин старался не обращать внимания на крики и передразнивания измененных голосов и по возможности не замечать пинков и ударов, решив дать полную волю своей интуиции. Головная боль, докучавшая ему, являлась досадной помехой, но у нее был побочный положительный эффект — она усиливала его реакцию, обостряя работу всех органов чувств, включая и интуицию. Поворачиваясь в сторону толчков, он ощущал их еще до того, как они наносились. Он уже стал узнавать голоса по первому слову.
Дважды в его сети чуть не угодил Майлс, затем Генри. Он нарочно упускал Роберта, который ускользал из его рук, весело крича. Конан уже почти попался в его лапы, но вырвался благодаря своей грубой силе. Джослин, теряя равновесие, зашатался. В другом конце гостиной музыканты начали наигрывать мелодию песни влюбленных.
Молодой человек с горячим сердцем
Прибыл в северную страну,
И там он встретил девушку,
Свежую и прекрасную, как утро.
Герой подошел к ней
И, нежно поцеловав,
Заглянул ей в глаза
И сказал: «Я люблю тебя».
От этой нежной, чарующей мелодии все замерли, наступила тишина. Его шерстяной капюшон заполнил легкий запах летних трав и лепестков розы. Резко повернувшись, он вцепился обеими руками в чье-то стройное тело, запах жаркого солнечного лета усилился. Но прежде чем он смог предположить, кто это, его жертва сама сорвала с него капюшон и, встав на мыски, поцеловала в губы.
