Мари Клармон - Любовь побеждает все
— Мне это не нравится, — сказал Йен ей на ухо. Его голос даже ему показался грубым.
— Что? — Ева продолжала смотреть на замысловатый узел его белого галстука.
Он наклонил голову, его губы приблизились к ее щеке, чуть ближе, чем позволял этикет.
— То, как эти мужчины на тебя смотрят.
— И? — с едва заметной иронией спросила она.
— Никто не должен так на тебя смотреть, кроме меня.
Йен говорил это совершенно серьезно. Желание, чтобы Ева принадлежала только ему, было таким сильным, что он мог думать только об этом.
— И ты не должна поощрять их.
— Поощрять? — эхом отозвалась Ева. Она глубоко вздохнула, отчего грудь в вырезе соблазнительно округлилась. — Понятно.
Йена вдруг поразила мысль, что он, похоже, сказал какую-то страшную глупость, которую к тому же нельзя было обратить в шутку.
— Что тебе понятно?
Лицо Евы исказилось, будто от боли. Она сузила глаза и бросила на него обвинительный взгляд.
— Теперь ясно, какое будущее ты мне уготовил.
— Я не…
— Ты готов спасти меня. Вытащить из любой тюрьмы. Даже воскресить из мертвых, если понадобится. — Слова быстро, словно против ее воли, срывались с губ. — Но после этого ты хочешь поставить меня на полку, как фарфоровую куклу, и только любоваться. А я должна стоять там в одиночестве и ждать тебя. — Ее глаза блестели от слез и злости. — Не зная твоей любви. Твоего тепла. — Ее рот сжался в линию, пальцы впились в ладонь. — Как памятник на пьедестале. Мемориал — в честь погибших. — Ева споткнулась и закончила: — Ты никогда не разрешишь себе полюбить.
Йену стало по-настоящему страшно. Он не ожидал услышать от нее такой гневной, страстной речи, нацеленной прямо в сердце.
— Ева…
— Нет, — прошипела она и отбросила его руки. — Уведи меня отсюда.
Йен хотел обнять ее. Ему вдруг показалось, что если он не сделает это сейчас, то Ева больше никогда не примет его.
— Я думаю…
— Сейчас же. — Она жгла его взглядом, полным отчаяния и ярости.
Ему ничего не оставалось, как согласиться. Стараясь выглядеть как можно спокойнее, Йен медленно повел ее в тихий холл рядом с главным залом.
Голоса и звуки музыки гулом доносились до них. В холле было темно, и когда он остановился перед Евой, то едва разглядел ее лицо.
— Я хочу совсем не этого, — проговорил Йен, ласково заключая ладонь Евы в свою.
Она закатила глаза и спросила:
— Разве нет? Я все эти дни ждала, что ты придешь ко мне. Но теперь мне понятно, что надежда была напрасной. Наоборот, я вижу, что ты все больше отдаляешься от меня. Молча прячешься за нашим прошлым, за мертвыми, которые там остались. Ты согласен жить без любви, но почему-то против, чтобы кто-то другой подарил мне это чувство. — Она вздохнула и в отчаянии всплеснула руками. — Вот в чем дело.
Неожиданно для себя Ева высказала то, о чем думал Йен.
— Я права, да? — спросила она. Ирония исчезла из ее голоса. Теперь все было серьезно, и это не могло не пугать Йена.
— Нет, — быстро возразил он.
— Я вижу это в твоих глазах, — мягко сказала Ева. Она подняла руку, чтобы коснуться его щеки. Но ладонь повисла в воздухе. — Это правда?
Йен молчал. Он не мог лгать, глядя ей в глаза. Ева обреченно опустила руку.
— Ты не хочешь дать шанс нашей любви. Прошлое крепко держит тебя.
Йен не отвечал. Он не мог ничего возразить, потому что это было правдой. Ева покачала головой и продолжила:
— Все это время… Все это время мне казалось, что я никогда не справлюсь со своим горем, а вот ты — справишься. Оказывается, я ошибалась. — Ева криво усмехнулась. — Это ты обрек себя на вечные сожаления о прошлом.
Острая боль белым огнем вспыхнула в сердце Йена.
— Да, это так, — прошептал он. Жестокие слова против его воли стремились сорваться с губ. — И если ты…
— Что? — со злостью в голосе прервала его Ева. — Ты хочешь сказать, что я должна и дальше платить за свои ошибки? Не жить, не любить, не смеяться? — Она шагнула к нему, расправив плечи, гордо вздернув подбородок. — Что ж, я плачу за них. С каждым днем я все больше вспоминаю о том, что было, и эти воспоминания мучают меня. Я помню Гамильтона и сожалею о его недостатках. Я помню сына.
Ева запнулась и положила руки на плечи Йена, не отводя от него взгляд. Дрожащим голосом она продолжила:
— Но пойми меня, я не хочу делать из своей жизни мемориал в их честь. Я хочу жить и любить и заслуживаю того, чтобы рядом со мной появился мужчина, который способен на это чувство. — Она опустила руки и, шагнув назад, добавила: — Ты же хочешь и дальше существовать в холодном мире, который сам себе выбрал, и меня намерен в нем оставить. Но я не позволю тебе сделать это.
Йен протянул к ней обе руки и открыл было рот, но Ева не дала ему ничего сказать.
— Спасибо за то, что освободил меня, — мягко проговорила она, делая еще один шаг назад. — Я этого никогда не забуду.
Ева прощалась с ним. Навсегда. Но это невозможно! Ей все еще грозила опасность. И Йен не представлял себе жизни без нее. Она была его главной целью.
— Ты не можешь…
— Могу, — нежно, но твердо сказала Ева. — Ты дал мне эту силу. И потому я не хочу терпеть рядом того, кто заставляет меня жить с чувством вины. — На одно мгновение взгляд Евы смягчился. Казалось, она была готова передумать, но этот момент прошел. — Даже если я люблю этого человека.
Йен не знал, что делать. Больше всего ему сейчас хотелось схватить Еву, обнять и впиться в ее губы поцелуем. Может, тогда она поймет, что им нельзя расставаться. Но Ева возненавидит его, если он попробует сделать это силой. Слишком часто ей встречались мужчины, которые вели себя с ней именно так.
— А теперь иди, пожалуйста, — сказала Ева. — Отныне я буду жить сама.
Эти слова словно кулаком ударили его в живот.
— А что насчет Томаса и миссис Палмер?
— Я найму охранников, — тут же ответила Ева.
Значит, она уже думала об этой проблеме и нашла решение. Йен едва сдерживался, чтобы не закричать во весь голос, что Ева совершает ошибку, и очень большую. Но у него не было на это никакого права, и к тому же он чувствовал, что его уверенность в собственной правоте начала слабеть. Ева ускользала от него, и как было невозможно удержать песок в ладони, так и Йен не мог оставить ее возле себя. Она хотела любви и настоящей жизни, а у него не было сил дать это ей. Значит, оставалось только одно — смириться.
Леди Элизабет говорила ему, что Ева — не ребенок, а женщина, которая заслуживает счастья и уважения. Сердце в груди Йена разрывалось и кровоточило. Но, несмотря на боль, он шагнул к Еве, взял ее лицо в ладони, а потом наклонился и нежно, едва заметно коснулся губами ее губ. А после с усилием, с каким от раны отрывают бинты, поднял голову и опустил руки.
