Джоанна Линдсей - Нежный плут
Она столь же неодобрительно посмотрела на него, но сказала:
– Если тебя интересует, сколько у меня братьев, то при последнем подсчете было пять.
– Боже милостивый! – В перерывах между приступами смеха Энтони состроил гримасу. – Да, дал ты там маху, братец. Я очень сочувствую тебе.
– Сейчас ты мне посочувствуешь, – прорычал Джеймс и снова двинулся на Энтони.
Но Рослинн опять вмешалась, на этот раз схватив мужа за руку.
– Ты не знаешь меры, когда нужно остановиться, – увещевала она его, таща к двери.
– Да я начать не успел, – запротестовал он, но одного взгляда на Джеймса ему хватило, чтобы внести поправки в свое поведение. – Ты права, дорогая, ты действительно права. А ты не сказала Джейсону, что мы нанесем ему визит, когда он будет в городе? Господи, никогда не думал, что мне так захочется повидаться со старшими и так много интересного рассказать им.
Не успел Энтони выйти, как дверь с треском захлопнулась за ним, но это снова повергло его в хохот, особенно раздавшийся за дверями взрыв ругательств.
Рослинн сердито взглянула на него.
– Ей-богу, так нельзя себя вести.
– Я знаю, – улыбнулся Энтони.
– Он может не простить тебе этого.
– Я знаю. – Улыбка расплылась на его лице еще шире.
Рослинн укоризненно цыкнула языком.
– И ты ни в чем не раскаиваешься, да?
– Ну ничуть. – Он усмехнулся. – Вот проклятье, я забыл его поздравить.
Она резко дернула его за руку.
– И не думай! Мне хотелось бы, чтобы твоя голова оставалась на плечах.
Эта тема сразу перестала его интересовать, он внезапно прижал ее к стене коридора.
– Ты да?
– Прекрати, Энтони! – Она засмеялась, больше для виду пытаясь увернуться от его губ. – Какой же ты неисправимый.
– Я влюблен, – хрипловатым голосом возразил он. – А влюбленный мужчина обычно неисправим.
Он покусывал ее уши, она задыхалась.
– Ну хорошо, раз уж ты так… Наша комната ведь совсем рядом.
ГЛАВА XL
– Господи! – воскликнул Энтони, когда на следующее утро Джеймс и Джорджина появились в столовой. – Как же, черт побери, я не заметил, что ты, Джеймс, достал себе такую первоклассную штучку?
– Потому что был слишком занят тем, что подкалывал меня, – ответил Джеймс. – И, парень, не начинай опять по новой. Знаешь, после твоего ухода у меня была более приятная ночь.
Джорджина вспыхнула, желая ударить его за то, что он говорит подобные вещи. В отношении же Энтони она не испытывала подобного желания просто потому, что не имела представления о том, что той первоклассной штучкой являлась она сама. А поскольку та ночь была очень приятной и для нее и сейчас она великолепно выглядела в платье из плюшевого вельвета темно-сливового цвета, которое сидело на ней идеально, Джорджина чувствовала себя достаточно расслабленно, чтобы делать замечания кому-либо из них.
Но Энтони не мог оторвать от нее глаз, и в конце концов его жена сама его ударила – под столом. Он вздрогнул, но продолжал пялиться на нее, даже когда Джеймс нахмуренно посмотрел на него.
Наконец с некоторым отчаянием он произнес:
– Черт побери, где же я видел тебя раньше, Джордж? Твое лицо мне чертовски знакомо – будь я проклят, если это не так.
– Меня зовут не Джордж, – ответила она ему, садясь на свое место. – Для своих друзей и родственников я – Джорджина или Джорджи. Только Джеймс не может никак этого запомнить.
– Это что, намек на то, что у меня опять старческий склероз? – спросил Джеймс, и одна его бровь изогнулась дугой в недоумении.
Она мило улыбнулась ему.
– Если ботинок впору.
– Если мне не изменяет память, я заставил тебя съесть этот ботинок в тот последний раз, когда ты пробовала надеть его на мою ногу.
– Если мне не изменяет память, – возразила она, – это было вкусно.
Энтони наблюдал за этой сценой с интересом и терпеливо ожидал, чтобы повторить свой вопрос. Но он почти забыл о нем, когда заметил, что глаза Джеймса вдруг загорелись внутренним жаром, не имевшим ничего общего с гневом. Страсть, вспыхивающая из-за какого-то ботинка? И неужто она когда-то его съела?
– Это что, ваша собственная шутка? – спросил он тихо. – Или же мы услышим объяснение?
– Вы услышите, как мы познакомились, сэр Энтони.
– Ага! – торжествующе воскликнул он. – Я знал это. Ты же знаешь, что я чертовски хорош в этом. Ну, так где это случилось? В Воксхолле? В Драри Лэйн?
– На самом деле – в дымной таверне.
Энтони перевел взгляд с нее на Джеймса, при этом одна его бровь слегка приподнялась – должно быть, в этой семье принято жеманство, решила Джорджина.
– Этого и следовало ожидать. Ты постепенно дошел до официанток из баров.
Но Джеймс был не в том настроении, чтобы раздражаться прямо сейчас. Ухмыльнувшись, он сказал:
– Дорогуша, ты опять думаешь своей задницей. Она не работала там. Представь себе, я так и не понял, что она там делала.
– То же, что делал и ты, Джеймс, – сказала ему Джорджина. – Искала кого-нибудь.
– А кого искал ты? – спросил Энтони своего брата.
– Не я искал, а ты. Это был тот день, когда ты протащил меня через пол-Лондона, разыскивая кузину своей жены.
Тот день Энтони никогда не забудет, но он быстро нашелся.
– Но ведь твоя Марджи была блондинкой.
– А моя Джордж – брюнетка и обожает мужскую одежду.
После этого Энтони вновь перевел взгляд на Джорджину.
– Господи, да это же лиса, которая оставляет на голенях синяки! Я решил, что тебе не удалось найти ее, Джеймс.
– А я ее и не нашел. Это она меня нашла. Ну, скажем, просто упала в мои руки. Она подписала…
– Джеймс! – вмешалась в разговор Джорджина, испугавшись того, что он собрался снова во всем признаться. – Может, не обязательно уточнять подробности?
– Дорогая, но это же семья, – сказал он ей спокойно. – Не страшно, если они будут знать.
– Даже так? – ответила она холодно, а ее брови насупленно сдвинулись к переносице. – И именно поэтому ты рассказал об этом моей семье?
Джеймс нахмурился, явно недовольный тем, что она перевела разговор на тему, которую ему не хотелось обсуждать. И он замолчал ее вопрос и, повернувшись к столу спиной, прошел к боковому буфету, где лежала еда на завтрак.
Заметив, что атмосфера за столом резко изменилась, Рослинн сказала дипломатично:
– Джорджи, положить тебе что-нибудь на тарелку? Мы по утрам сами себе накладываем.
– Благодарю.
Но в разговор вмешался Джеймс, в его голосе явно ощущалось недовольство.
– Я это прекрасно могу сделать сам.
