Барбара Картленд - Сладкая месть
Маргарет заговорила срывающимся голосом, и Джин поняла, что она плачет.
— В это трудно поверить! Письмо от Стивена после стольких лет…
В трубке раздался голос телефонистки:
— Заканчиваем разговор! Ваше время истекло!
— Завтра же я вышлю вам письмо! — торопливо прокричала в трубку Джин. — Всего доброго!
— До свидания, Джин! Благодарю тебя! Ах, как же я благодарна тебе!
Джин положила трубку на рычаг, но в ушах все еще стоял голос Маргарет. Сколько чувства было в ее словах благодарности! Девушка медленно подошла к горящему камину и, опустившись на колени, поднесла к огню руки.
— Ну вот! И от меня хоть кому-то есть польза! — проговорила она. — Эти люди помогли мне, а я смогла помочь Маргарет.
Под «этими людьми» Джин, конечно, подразумевала в первую очередь Толли. «А ведь Маргарет ни словом не обмолвилась о сыне», — пришло в голову Джин. Она даже не упомянула его имени. Девушка почувствовала себя разочарованной.
Джин постоянно думала о Толли. Куда бы она ни шла, что бы ни делала, все ее мысли были только о нем. Лежа по ночам без сна, она снова и снова прокручивала в памяти свои разговоры с Толли. Она помнила каждую мелочь, каждое его слово. Ей все было важно и дорого, и каждый пустяк, связанный с ним, становился значительным и незабываемым.
А иногда на нее вдруг нападала такая тоска, что сердце буквально рвалось на части. Ей хотелось снова увидеть Толли, услышать его голос, почувствовать тепло его руки, как тогда, когда он поцеловал ее пальцы. Иногда в своих фантазиях она позволяла зайти себе еще дальше и даже воображала, как он держит ее в объятиях и целует в губы. Ах, как, должно быть, нежно он умеет целоваться!
Но наяву этому не суждено сбыться. Никогда! Наверняка он уже помирился с Мелией и они вместе танцуют по вечерам, а днем катаются на лыжах, соревнуясь в скоростном спуске. Однажды она увидела сон, будто Толли и Мелия стоят вдвоем на склоне горы в лучах зимнего солнца, и, хотя она стоит невдалеке, лучи солнца не касаются ее. Сон был ярким и каким-то реальным. Несколько дней он не отпускал ее. И тогда Джин решила, что этот сон — пророческий. Да и чему было удивляться? Эти двое рождены для солнца, а ее удел — всегда быть в тени.
Но были и редкие минуты счастья. Особенно когда Джин вспоминала о том, сколь многим она обязана Толли. Даже ее любовные страдания — это ведь тоже прекрасно. Толли открыл ей глаза на то, что такое настоящая любовь. А разве любить такого человека не есть величайшее счастье на свете? Иногда, укладывая Джимми в постель, она вдруг крепко прижимала его к груди, словно этот мальчик — их с Толли сын. И в такие моменты Толли был ей ближе и дороже.
В день отъезда Джин из Сент-Морица Толли проводил ее до станции.
— Я бы поехал с тобой до Женевы, — сокрушенно вздохнул он, — но не хочу оставлять маму одну. Тем более Джеральд в таком состоянии.
— Конечно! — поспешно согласилась Джин. — Ты сейчас нужен им здесь!
— Все будет хорошо! — заверил он на прощание. — Я позвонил в аэропорт и попросил, если будет нужно, чтобы они оказали тебе всемерное содействие, и заказал такси по прилете в Лондон.
— Спасибо тебе! — Джин была тронута его заботой.
Хотя на самом деле чувствовала она себя в тот момент не слишком уютно. Когда паровоз, изрыгая клубы дыма, отошел от платформы вокзала Сент-Морица и Толли, как и другие провожающие, исчез из поля зрения, ей стало так тоскливо, будто она осталась одна-одинешенька на всем белом свете. А еще ей врезались в память его прощальные слова: «Какая ты молодец, что едешь к Бетти! Мы все так признательны тебе! Пожалуй, мы никогда не сумеем отблагодарить тебя за все, что ты для нас сделала».
Эти слова стали для нее утешением и согревали душу и потом, когда поезд, нырнув в черноту тоннеля, оставил позади солнечный свет и мужчину, который стал для нее вторым солнцем.
Толли ни разу не написал ей, да она и не надеялась на то, что он будет ей писать. Хотя сама порывалась написать ему и даже несколько раз начинала, но рвала написанное и швыряла обрывки писем в камин. Никакие дела и заботы не могли отвлечь ее от мыслей о Толли. «Неужели, — часто думала она, — его образ будет преследовать меня всю жизнь?» Ведь со временем это может стать навязчивой идеей, и тогда вся ее жизнь станет словно бы выдуманной, превратится в жизнь с призраком. Разве не это произошло с Маргарет после смерти Стивена?!
Джин взяла в руки конверт с письмом Стивена. Мелкий, почти бисерный почерк. Интересно, что в этом письме? О чем он написал жене? Наверное, о своей любви к ней. Вполне возможно, что, прочитав это письмо, Маргарет придет к вере. Поверит в то, что там, в других пределах, она снова соединится со Стивеном. И жизнь уже не покажется ей бременем, ведь у нее появится надежда, а это так много! А у нее? У нее даже надежды нет. Толли никогда не полюбит ее, они никогда не будут вместе и никогда не станут единым целом.
Даже думать об этом было невыносимо. Джин поднялась и заглянула в детскую — проверить, как спит Джимми. Она включила ночник и подошла к кроватке мальчика. Само воплощение невинности! Длинные темные ресницы отбрасывали тень на розовые щечки, маленькая пухлая ручка покоилась поверх одеяла. Спящий ребенок был таким трогательно прекрасным, что слезы сами собой навернулись на глаза Джин и покатились по щекам.
«Что-то я стала слезливая», — подумала она, злясь на себя.
Свое взвинченное состояние она связала с посещением дома Толли. Но в глубине души она знала, что дело не в этом. Просто ей страстно хотелось собственного счастья, хотелось любви, детей, словом, того, что и составляет смысл жизни женщины. Но, видно, о таком совершенном союзе, какой был у Маргарет со Стивеном Мелтоном, и мечтать нечего, их любовь — редкость. И даже простого человеческого счастья, какое выпало Бетти в ее замужестве, ей тоже не дано испытать.
Внезапно Джин опустилась на колени возле кроватки Джимми и стала горячо молиться:
— Господи! Сделай так, чтобы Толли полюбил меня! Хоть ненадолго.
И тут же ей стало нестерпимо стыдно. Как она может просить об этом Бога? Толли никогда не принадлежал ей и никогда не будет принадлежать. Он предназначен для другой женщины.
Внизу зазвонил телефон. Резкий звонок вернул Джин в день сегодняшний. Она поднялась с колен, вытерла глаза и помчалась вниз. Схватила трубку и услышала голос Толли. Сердце ее замерло.
— Алло! Джин, это ты?
— Да, здравствуй, Толли.
— Послушай, что там случилось? Ко мне сейчас приходила мама и рассказала, что ты нашла письмо Стивена, адресованное ей. Она пребывает в состоянии крайнего возбуждения, и я решил переговорить с тобой. А вдруг произошла какая-то ошибка или, возможно, она неправильно тебя поняла?
