Сабрина Джеффрис - В плену твоих желаний
– Он выпорол меня, как собаку. Как вора. – В его голосе звучало возмущение. – Я не был вором, что бы ни говорил твой отец.
И тут ее осенило. Шестнадцать.
– Так вот почему ты покинул Шотландию! – Венеция подошла ближе и положила руку ему на плечо. – Поэтому ты и ушел на службу в гвардейский полк?
– Да. – Лахлан судорожно сглотнул. – После этого я не мог… поднять ни на кого глаз. Не мог забыть, как они смотрели на меня – то ли с презрением, то ли с жалостью.
– Твой отец ужасно поступил с тобой, – с жаром воскликнула Венеция. – И мой отец повел себя недостойно, согласившись на это.
– Вовсе не палочные удары причинили мне боль, – сказал Лахлан. Лицо его пылало гневом. – Бог свидетель, отец достаточно часто угощал меня палкой и искренне полагал, что в этом случае просто таким образом избавляет меня от суда. Но весь ужас в том, что он почему-то считал, будто я должен выбирать между тюрьмой и поркой, значит, не сомневался, что я действительно…
– …мог это сделать. Тебе больно, что он тебе не поверил, – сказала Венеция, успокаивающе поглаживая его волосы. – Тебе больно, потому что ты этого не заслужил.
Он мрачно кивнул, затем удивленно взглянул на нее:
– Откуда ты знаешь, что я этого не заслужил?
– Ты только что сказал, что не участвовал в краже.
– Да. – Он вызывающе вздернул подбородок. – Но мой собственный отец не поверил мне. Почему же ты веришь?
– Потому что я знаю, какой ты на самом деле, – ласково сказала она.
– Ты хочешь сказать, что тип, который разъезжает по дорогам, грабит твоего отца, его друзей и похищает невинную девушку…
– Ты все это делал ради своего клана, и я могу это понять.
Лахлан насмешливо фыркнул:
– Если бы ты понимала, я не сидел бы здесь связанный, выслушивая твои требования. Я не рассказывал тебе о порке, потому что боялся совсем лишиться твоего доверия и был уверен – тебе этого никогда не понять.
Его слова разрывали ей сердце. Лахлан был прав – раньше она его не понимала. Когда она просила его уступить ей право встретиться с ее отцом, она не представляла себе, от чего он должен отказаться и насколько это важно для него. Он шестнадцать лет ждал, чтобы выяснить наконец, почему его отец подчинился воле ее отца, хотя тот должен был ему деньги. Узнать, почему ее отец всегда отказывался платить и почему Аласдэр Росс его не заставил сделать это.
Лахлан шестнадцать лет ждал, чтобы добиться справедливости, а она хотела, чтобы ради нее он от всего отказался. Это было неправильно.
– Так чего же еще ты потребуешь? – обреченно спросил он. – Наверное, чтобы я обошелся с твоим отцом так, как хочется тебе? Ты будешь прыгать здесь нагишом, сводя меня с ума, и пытаться заставить меня сказать…
– Нет. – Венеция прижала палец к его губам. – Ничего подобного.
Игра приняла дурной оборот. Такого она не ожидала. Это совсем не входило в ее планы.
– Ты победил. Поступай, как считаешь нужным. Хотя, я надеюсь, ты будешь помнить о том, что я предпочитаю видеть своего мужа живым, а не мертвым.
Лахлан взглянул на нее с облегчением. Затем глаза его потемнели, и он прихватил ее палец губами. У Венеции участилось дыхание. Она выдернула палец у него изо рта и, наклонившись, поцеловала в губы. От него пахло дымом и солодом, горьковато-сладкий привкус виски усиливал дурман все возрастающего желания, и девушку охватило вожделение. Когда язык его проник ей в рот, сплетаясь с ее языком, она почувствовала, как ее сердце переполняется любовью.
Любовью? Да, любовью. Она его любила. Возможно, это было с ее стороны неразумно, но она ничего не могла с этим поделать. Она восхищалась тем, как он преданно заботится о земле и живущих на ней людях. Ей нравилась его гордость, нравилось, что теперь, он относился к ней как к человеку своего клана.
Осмелится ли она сказать ему об этом и дать такую огромную власть над собой? Ведь он и так уже получил гораздо больше, чем допускал разум. Она просто умрет, если он не ответит на ее чувства.
Встревоженная и неуверенная, Венеция отступила назад и услышала:
– Сними рубашку, дорогая. Я сказал тебе, что ты хотела, так что теперь позволь мне тебя увидеть. И ощутить твой аромат.
Если она не хочет говорить о своих чувствах, то может ему это показать. Вот прямо сейчас она и покажет ему, какие чувства владеют ею.
Венеция стряхнула с плеч рубашку, затем, опершись о его здоровую ногу, ткнула грудью ему в губы. С голодным рыком Лахлан прихватил ее сосок зубами и принялся ласкать языком.
Откинув назад голову, Венеция задохнулась от удовольствия. Господи, как ей было приятно! Желая большего, она оседлала его колено и поднесла вторую грудь к его лицу, чтобы он мог ласкать и ее тоже. Лахлан с жадностью набросился на нее, пустив в ход и язык, и зубы, и вскоре девушке уже казалось, что она сходит с ума.
Она гладила ладонями его грудь, наслаждаясь гладкостью его кожи, рельефностью мускулов, жаром, исходившим от него, словно от чистокровного коня после скачки.
– Ниже, – пробормотал он хрипло. – Пожалуйста, дорогая… погладь меня ниже, прошу тебя. Потрогай мой…
Грубое слово поразило Венецию, но ведь она вела себя далеко не как леди, так что вряд ли могла ожидать, что в этой ситуации Лахлан станет вести себя как джентльмен. В соответствии с недавно обнаруженной в себе склонностью к бесстыдным утехам она не только расстегнула ему брюки и панталоны, выпустив наружу его возбужденную плоть, но слезла с его колена и опустилась на пол между его ног.
Лахлан перестал дышать, когда его окаменевшее орудие дерзко взмыло вверх. Венеция лукаво улыбнулась ему:
– Я ведь обещала, что оближу тебя с ног до головы, разве нет?
– Дорогая! – потрясенно вымолвил он, когда ее нежный рот сомкнулся вокруг его копья. Затем вздох неизъяснимого наслаждения сорвался с его губ. – Дорогая…
Припомнив, как ему нравилось, когда она гладила его той ночью в Кингьюсси, Венеция попыталась сделать то же самое губами и языком. И должно быть, ей это удалось, потому что Лахлан забормотал:
– О да… Силы небесные, да… вот так… да…
Но это было трудно, и рот ее, видимо, был недостаточно велик, чтобы охватить его.
– Иди сюда, Принцесса, – хрипло произнес Лахлан, подтвердив ее худшие опасения.
Венеция выпустила его плоть и грустно посмотрела на него:
– Я… я все сделала плохо, да?
Лахлан рассмеялся:
– Если ты так плохо действуешь, вообще не имея никакого опыта, то меня просто бросает в дрожь при мысли о том, чего от тебя ждать, когда ты наберешься мастерства. – Голос его понизился до тяжелого шепота: – Я хочу видеть тебя, когда мы занимаемся любовью. Всю тебя, твои великолепные груди, твой прекрасный рот. Оседлай меня, пожалуйста, пока я не сошел с ума.
