Джо Беверли - Нежный защитник
— Завидная у меня участь, — проворчала Имоджин, — быть ходячей казной. И ты будешь им платить?
Невольное дрожание его рук сказало ей о многом.
— Этой семейке придется потрудиться, чтобы отнять у меня кого бы то ни было.
Кого бы то ни было. То есть не только его жену. Она — всего лишь способ достижения цели для всех этих людей. Старательно прокашлявшись, она храбро заявила:
— Сейчас я бы не возражала.
— Быть схваченной Уорбриком? — изумился он.
— Нет. — Она знала, что краснеет. — Вступить в греховный союз.
— Это тебе только кажется, — фыркнул Фицроджер.
— Я хочу попытаться.
— Я дал слово, что мы не сделаем этого, а я никогда не нарушаю обещаний без серьезных причин. Лучше спи.
— Я знаю, что тебе тошно на меня смотреть, но я бы хотела… — У Имоджин было такое чувство, будто ее оплевали.
Он негромко выругался, встал и подошел к кровати.
Имоджин смотрела на него снизу вверх, и от этого он казался особенно грозным. Но она знала, что трепещет не от страха, а от желания. И у нее появилась надежда, что сейчас у них все могло бы быть по-другому.
— С чего вдруг такая поспешность? — удивился он. — Я же сказал, что не собираюсь тебя позорить.
— Конечно, не собираешься! — ехидно ответила она. — Как-никак я — Сокровище Кэррисфорда!
— Вот именно. И что с того?
Она опустила взгляд и обнаружила, что ее пальцы нервно комкают простыню. Ничего удивительного, что ее предложение показалось ему глупостью.
— Моя клятва, — напомнила она. — Я не могла покаяться в грехе, потому что тогда пришлось бы выложить всю правду. Я не могу… Я надеялась, что аббат даст мне дельный совет, но он уехал…
Он наклонился, осторожно отнял у нее простыню и расправил складки. Имоджин всматривалась в его лицо, погруженное в тень, тщетно пытаясь угадать, что на уме у этого человека и как отреагирует ее тело, если он все же примет ее предложение.
— Возможно, небольшая любовная игра, лишенная страха, пойдет тебе на пользу, — предположил он.
— Что это значит? — Его рот оказался совсем близко, и се губы раскрылись ему навстречу.
— Я обещал, что не буду вступать в греховный союз на земле монастыря, и не собираюсь нарушать обещание. Но есть много других удовольствий, о которых ты даже не догадываешься.
— Вот как? — Она ощутила, как тело ее окатила волна возбуждения. Он будет целовать ее, и это не разбудит в ней темные страхи.
Его губы двигались осторожно, почти лениво. Он не спешил целовать ее в полную силу, пока она сама не прижала к себе его голову и не впилась в его губы. Ей показалось, что она всю жизнь знала этот чудесный запах и что они удивительно подходят друг другу. В эти минуты она не могла представить, что когда-то сопротивлялась ему. Возможно, ей все-таки удастся уговорить его нарушить данное слово…
— Помни, — ласково промолвил он, на минуту отстранившись, — чтобы закрепить наш брак в постели, сегодня не может быть и речи!
— А я… я думала наоборот.
— Все равно этого не случится. Не забывай об этом.
А в следующий миг он уже лежал рядом с ней под одеялом, тесно прижавшись к ней на узкой кровати. Он обнял ее и поцеловал. Он гладил ее по спине, и она отвечала тем же. Одной рукой он ласкал ей затылок, и Имоджин в точности повторяла его действия. Сейчас она впервые узнала, какие мягкие у него волосы, хотя на вид они казались гораздо грубее. Ей доставляло удовольствие просто перебирать их пальцами.
Он успел принять ванну, и от него больше не пахло кровью, а только ароматными травами и свежей водой. Сквозь эти запахи пробивался некий особый запах, который Имоджин уже привыкла узнавать, — это был запах, принадлежавший только ему. Одного этого запаха было достаточно, чтобы заставить ее трепетать от возбуждения.
Он покрывал поцелуями ее лицо и шею, постепенно спускаясь к вороту сорочки, и в какой-то момент она задрожала, охваченная нетерпением.
Рука, гладившая ее бедро, лениво легла ей на грудь, и Имоджин снова вздрогнула. Она честно заглянула в самые потаенные уголки своей души, но не обнаружила там страха. Смелея с каждой минутой, она мысленно обшарила закоулки своего рассудка в поисках затаившихся там черных демонов, но не нашла ни одного. Они исчезли без следа, не оставив даже самого маленького темного облачка.
Он распустил ворот ее рубашки и потеребил губами сосок.
— Ох, почему это так приятно? — пролепетала она.
— Может, всеблагой Господь специально это придумал?
— Не смей так говорить! — Но она вовсе не хотела, чтобы он прекратил свои ласки.
— Пора нам обсудить предостережения отца Вулфгана, — прошептал он, щекоча ее пылавшую кожу. — Давай выкладывай все по порядку. Что он считает опасным?
— Я не хочу…
— Расскажи мне, Имоджин. — Он осторожно лизнул ее сосок.
— То, что ты делаешь! — выдохнула она. — Это опасно. И поцелуи, когда играют языками. — Она уже не могла остановиться, словно где-то внутри прорвало плотину. — И руки почти во всех местах. Все, кроме… ну, ты знаешь. Воткнуть его в меня. Но и это не запрещено лишь потому, что Господу угодны новые невинные души.
— Знаешь, этот человек просто рехнулся, — со вздохом проговорил он.
Имоджин тоже приходило это в голову.
— Похоже на то, — робко призналась она, чувствуя себя законченной еретичкой. — Вчера, когда он меня допрашивал, мне показалось, что он готов силой выпытать у меня все, чем мы занимались. Он как будто… Это звучит глупо, но он как будто сам… возбудился. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Да. — Он оставил ее грудь, чтобы посмотреть на нее. — Я давно подозревал его в чем-то подобном. Итак, жена моя, позволишь ли ты мне поцелуи, когда играют языком, и руки почти во всех местах, и станешь ли ты наслаждаться моими ласками?
Годы послушания не так-то легко забыть, и Имоджин согласно кивнула.
— Помни, — повторил он, — никаких греховных союзов, но если ты позволишь, я сумею сделать тебе приятное. Это не имеет отношения к супружескому долгу или покаянию. Если тебе не понравится или ты снова почувствуешь страх — скажи мне. Да?
— Да, — ответила Имоджин, хотя твердо решила не останавливать его ни в коем случае. — Но что ты собираешься делать, если мы не будем…
— Вот это, — ответил он, снова приникнув к ее правой груди. Он немного отодвинулся, чтобы его пальцы могли одновременно играть с ее левой грудью.
Имоджин задрожала от наслаждения.
— Что я должна делать? — прошептала она.
— Ничего. Только скажи, если тебе будет больно или неприятно. — Он осторожно потеребил сосок зубами, отчего ее тело выгнулось ему навстречу, как тугой лук.
