Пенелопа Томас - Отчаянная
— Чертовски хорошо! — отозвался Винни, похлопав Эдмонда по спине и удовлетворенно оглядев присутствующих.
— Я действительно считаю, что нужно слушать миссис Мэдкрофт в таких делах, — посоветовал мистер Квомби. — В конце концов, она профессионал.
— Решение здесь принимаю я, — сухо сказал хозяин. — Фанни, если тебе нравится играть в эту дурацкую игру, ограничься залом.
— Ты боишься, Эдмонд? — спросила Фанни очень мило. — Некоторые думают, что ты прячешь тайную вину.
— Если только они такие же простаки, как и ты, — ответила вместо брата Урсула. — Кроме того, я планировала сегодня музыкальный вечер, полагая, что ты и Салли пожелаете развлечь нас снова.
Салли поспешно убрала от губ вымазанный шоколадом пальчик.
— Безусловно, у нас будет время и для этого, и для сеанса, — сказала она.
— Думаю, что нет, — заметила Урсула, посмотрев на сестру с самодовольной улыбкой. — Решай, Фанни.
Фанни колебалась. Но то, что со стороны выглядело ее неуверенностью, в действительности оказалось совсем другим. Ей доставляет удовольствие повелевать, поняла я. Все думали, будет или не будет сеанс, а во власти Фанни было обрадовать или разочаровать всех. И она наслаждалась своей властью.
Фанни провела кончиком розового языка по верхней губке и вздохнула. Я со страхом ждала, когда она заговорит. Среди присутствующих были только двое, кто отчаянно хотел вызвать дух ее матери. У Фанни не было причин испытывать к ним чувство враждебности. С другой стороны, ей доставляло удовольствие поиграть на нервах у членов своей семьи. Я была почти уверена в ее ответе.
— Лучше завтра, — подчеркнуто произнесла Салли.
— Нет, — возразила Фанни. — Завтра Кенет обещал отвезти нас в Дедл Доо, а мы устанем после сеанса.
— Эти дела нельзя откладывать надолго, — заметила миссис Мэдкрофт. — Я воздвигла мост в потусторонний мир, но это очень хрупкое создание. Еще один день, и мне придется начинать все сначала.
— Но музыкальный вечер будет таким веселым, — мечтательным тоном произнесла Салли, глядя на Фанни умоляющим взором.
При этом на ее губах играла по-детски наивная улыбка. Этот взгляд Фанни могла бы довести до совершенства, а у Салли получилось глуповато.
Фанни бросила на подругу презрительный взгляд и на несколько секунд опустила глаза, чтобы сосредоточиться и принять решение.
Ну, хорошо, если вы все этого хотите, — дала она, наконец, свой окончательный ответ.
Никто, кроме меня, не был удивлен. А я ругала себя за то, что обращала слишком много внимания на брата и сестру. Теперь, оказалось, я недооценивала Фанни.
Урсула поднялась, и шелковое платье цвета сливы мягко обвилось вокруг ее фигуры.
— Мы пойдем в музыкальный зал, — предложила она. — Там у нас рояль.
— Там мама любила петь, — дополнила Фанни. — Хотя обычно для папы и меня.
— Так как вам ее очень не хватает, то это хорошо, что вы приносите такую большую жертву ради своих? друзей, — высказала миссис Мэдкрофт свое мнение. — Навряд ли я смогла бы быть такой милосердной.
При этих словах она с надеждой посмотрела в лицо Фанни. Но если Фанни и хотела изменить свое решение, она все же великолепно скрыла свои намерения.
Мои мысли прервал своим неожиданным появлением мистер Ллевелин. Он вдруг вырос передо мной, сразу закрыв всех присутствующих и весь Эбби Хаус.
— Можно мне вас сопровождать, мисс Кевери? — спросил он и, не ожидая ответа, обвил мою руку вокруг своей.
Я удивленно посмотрела вверх и встретила обезоруживающую улыбку Эдмонда. Ее воздействие на меня оказалось тем неотразимее, что она была совершенно неожиданной. Я постаралась восстановить дыхание и сказала себе, что свет от его лица не что иное, как эффект от освещения, а не отсвет чувств, предназначенных только мне.
Пока я пыталась прийти в себя, он быстро предложил Урсуле свою другую руку. Этот его поступок убедил меня в том, что он хотел, скорее, избежать Салли, нежели видеть меня в своем обществе. Тем не менее, это не уменьшало мои впечатления от его близости. Я чувствовала, что мои щеки пылали, этот жар охватил меня всю.
Чтобы попасть в музыкальный зал, нам пришлось пройти через холл и гостиную. Эта прогулка показалась мне бесконечно долгой и приятной. Хотя за всю дорогу не было сказано ни слова и каждое движение было на виду у всех собравшихся, я все же не шла, я танцевала. В объятьях крепких рук, под музыку, написанную специально для нас. Я творила молитву про себя, прося Господа о том, чтобы события, произошедшие на поляне, повторились теперь. Разница в ощущениях, конечно, была. Она состояла в том, что теперь все мельчайшие переживания и мысли принадлежали мне и только мне.
Когда мы пришли в музыкальный зал, я с трудом подавила изумление. Помещение оказалось длинным и узким, с возвышением в конце. Черный лакированный рояль стоял на помосте. В глаза бросался задник красного бархата с золотой бахромой. Со сводчатого потолка свисала двухъярусная люстра с хрустальными подвесками.
Несмотря на обилие теплых тонов, зал оказался удивительно холодным. Даже очень холодным. Я безуспешно пыталась подавить возникшую дрожь. Мистер Ллевелин почувствовал мое состояние и повернулся, вопросительно глядя на меня. Я догадалась, что он не находил причину для такой дрожи.
Фанни выручила меня, избавив от необходимости давать какие-то пояснения.
— Мой отец переделал комнату, чтобы сделать маме приятное, — сказала она. — Мама любила петь здесь для своих гостей.
— Ничто, кроме собственного театра, не могло доставить ей удовольствие, — пробормотала Урсула. — Мне нужно было давно переделать этот зал.
— Могла бы подождать, пока мы с Кенетом поженимся, — весело сказала Фанни.
Рука мистера Ллевелина напряглась под моей рукой. Мне хотелось знать, чем было вызвано это напряжение? Хотел ли он предупредить Урсулу от проявления гнева, вели же это был его собственный гнев, которым он посчитал себя обязанным овладеть? Сама я почувствовала минутное раздражение, вызванное словами Фанни. Напрасно она огорчала брата. Потом я подумала, что это чувство не могло появиться у меня сутки назад.
— Вообще-то, этот зал оборудован рядами мест для сидения, — поведала Фанни, очевидно для того, чтобы пощекотать наше самолюбие. — Но сейчас мы храним их на чердаке. Может быть, когда-нибудь они понадобятся. А для небольших компаний достаточно этого».
Она указала на стулья, расставленные в форме подковы, и диваны, стоявшие возле стен. Предоставив нам возможность сесть, где пожелаем, она потащила доктора Родеса к стулу около возвышения.
— Я буду петь только для тебя, — громко прошептала она ему на ухо.
