Джейн Остен - Разум и чувства
– Простите меня, Элинор, это всего лишь безобидные шутки, – сказал он вполне серьезно, – Бедный Эдвард! Он уничтожен навсегда! Я очень жалею об этом, так как знаю, что у него были хорошие перспективы, как не у многих в этом мире. Вы не должны жалеть о нем, мисс Дэшвуд, по причине вашего мимолетного знакомства. Бедный Эдвард! Его манеры, естественно, не самые лучшие в мире. Но мы не рождены все одинаковыми. Бедный Эдвард! Вы вскоре увидите его в кругу бродяг! Можете поверить, это будет жалостное зрелище! Но, по-моему, он имеет очень доброе сердце, как никто в нашем Королевстве! Я заверяю вас и объявляю вам, чтоб никто не был так шокирован этим, как я, когда все это вырвалось наружу! Я не мог этому верить! Моя мать рассказала мне обо всем. Я, чувствуя, что медлить нельзя, сказал ей: «Моя дорогая! Я не знаю, что вы намерены предпринять! Но я, если Эдвард женится на этой женщине, я не хочу его вообще видеть, никогда!» Это то, что я сразу и сказал. Я был просто потрясен, правда! Бедный Эдвард! Он разрушил самого себя полностью, лишив себя навсегда такого великолепного общества! Но, как я прямо сказал своей матери, я нисколько этому не удивлен по причине его воспитания! Этого всегда можно было ожидать! Моя бедная мама была почти не в себе!
– А вы когда-нибудь видели его избранницу?
– Да, однажды, она была в гостях в этом доме. Я зашел на десять минут и достаточно насмотрелся на нее. Ужасная провинциалка, без всякого стиля и элегантности, и почти дурнушка. Я помню ее превосходно. Как раз тот тип девушек, которые рады поймать такого, как Эдвард. Я захотел, как только моя мать рассказала мне все, тут же поговорить с ним и переубедить его. Но было уже слишком поздно что-то менять. К сожалению, я узнал обо всем последним и даже не догадывался о помолвке, пока все не вскрылось. Возможно, если бы я узнал об этом первым или хотя бы на несколько часов раньше, всё можно было бы изменить. Я бы представил ему все в истинном свете: «Мой дорогой друг, – сказал бы я ему, – подумай, что ты собираешься делать! Ты вступаешь в самую порочащую связь, как раз такую, которую твоя семья не признает никогда! Я не думаю, что можно было быстро найти какое-либо решение. Но сейчас уже поздно. Он, должно быть, голодает, вы знаете! Это так естественно, что голодает.
Он еще раз подчеркнул этот момент с выразительностью, когда дверь отворилась для жены мистера Джона Дэшвуда, что и положило конец этому разговору. Так как она раньше ни с кем не говорила об этом событии, кроме как у себя в семье, то теперь Элинор могла наблюдать, как это отразилось на ее поведении – к надменности примешивалось смущение и попытка держаться уверенно. Но при этом она стала мягче с золовками. Узнав, что Элинор и ее сестра собираются вскоре покинуть столицу, Фанни предложила им как-нибудь навестить ее с мужем в Норланде, а Джон с любовью слушал ее прямолинейные выражения, казавшиеся ему эффектными и изящными…
Глава 22
Перед отъездом из Лондона Элинор нанесла еще один короткий визит на Харлей-Стрит, где получила последнее благословение своего брата перед дальней дорогой. Он был доволен, что сестры доедут почти до Бартона и при этом не потратят ни цента, а также тем, что влиятельный полковник Брэндон отправится вслед за ними через день или два. На этой оптимистичной ноте брат и сестра распрощались. Что же касается туманного приглашения Фанни навестить их в Норланде, если он попадется им по пути, то оно так и растворилось в придорожном тумане. Впрочем, Джон объявил Элинор, что он обязательно приедет к ней в Делафорт. Что несколько удивило ее, но она восприняла этот недвусмысленный намек просто как символ возможных «родственных встреч» за пределами Лондона.
Ей было интересно наблюдать за тем, как все друзья направляют ее в Делафорт, где она меньше всего хотела бы остановиться или жить, и уж никак не видеть там своего брата и его жену. Даже Люси, когда они прощались, умоляла Элинор заглянуть к ним, когда она будет в Делафорте.
Ранним апрельским утром две группы пассажиров выехали из своих домов на Ганновер-стрит и на Беркли-стрит, чтобы встретиться на проезжей дороге в условленном месте. Шарлотта с младенцем предполагала ехать медленнее остальных – больше двух суток, чтобы ребенка меньше укачивало в пути. Ее супруг мистер Палмер пообещал прибыть сразу в Кливленд, так как уезжал в деловую поездку с полковником Брэндоном.
Марианна покидая Лондон все же не могла спокойно проститься с домом, в котором за последние месяцы пережила столько волнений, надежд и разочарований, и предательство Уиллингби, который теперь уже был для нее потерян навсегда! Особенно тяжело ей было уезжать теперь, оставляя здесь Уиллингби с его новой удачной помолвкой, новыми планами на будущее, в которых для нее не было отведено никакой роли, кроме как проливать слезы и наблюдать чужое счастье со стороны.
Элинор собиралась в дорогу с радостью. С Лондоном ее не связывало ничего. Здесь у нее не было объекта воздыхания и никого, о ком бы она сожалела, прощаясь навсегда! Она была рада освободиться от навязанной Люси дружбы, увезти свою сестру подальше отсюда, от женитьбы Уиллингби, и полна надежды на то, что несколько месяцев в тихом в Бартоне вернут ее сестру к жизни.
Их путешествие было продумано до мелочей и шло по плану. На второй день пути они проехали через мертвенно-бледную заповедную местность Сомерсета, во всяком случае, такой она представлялась Марианне. А к полудню третьего дня достигли Кливленда.
Особняк в Кливленде красовался на пригорке и выглядел с иголочки. Новый и просторный, он еще не обзавелся собственным парком, но живописная равнина вокруг прекрасно компенсировала этот недостаток. Тем более в усадьбе были аллеи, открытые и закрытые, тенистые уголки, и каменистая дорога, проходящая сквозь посадки и ведущая прямо в лес. К самому же дому, как часовые, были приставлены высокие пушистые ели, гигантские ясени и ветвистые акации. На их фоне стройные ломбардийские тополя, смотрелись как корабельные мачты, на которых совсем скоро будут подняты бледно-зеленые паруса.
Марианна вошла в дом со смутным чувством волнения, ощущая, что находится всего в восьми милях от своего дома в Бартоне, и в тридцати милях от Комб-Магна. Не прошло и пяти минут, а она уже опять грезила, проплывая вперед по аллеям, только начинающими зеленеть, и все дальше и дальше, через Греческий храм прямо, прямо… Пока все остальные были заняты тем, что показывали малыша Шарлоты экономке, перед глазами Марианны ясно предстала картина, как она прямо по дороге уходит отсюда всё дальше на юго-восток, немного отдохнув на склоне зеленого холма на горизонте, поднимается выше и с его высоты видит Комб-Магну.
