Гюи Шантеплёр - Невеста „1-го Апреля“
Тяжелое рыдание приподняло грудь мисс Северн, но вскоре безумный гнев осушил ее слезы, так как она услышала шаги, только что ожидавшиеся ею с радостью. Она не хотела, чтобы палач видел слезы своей жертвы.
Палач совершенно не думал о графине Вронской, о которой он к тому же ничего не знал и которой он не подавал ни малейшего признака жизни со времени встречи в Трувилле; он уверенно, как счастливый человек, открывал дверь. Он вошел с глазами, светившимися мягким сиянием.
— Наконец, вот и я! — сказал он. — Г-н Понмори увез Жака и м-ль Шазе в своем автомобиле, я…
Но пораженный искаженным лицом Сюзанны, он схватил ее руки:
— Моя Сюзи, что с вами? — спросил он.
Она резко высвободилась.
— Послушайте, Мишель, — сказала она, — письмо для вас. Антуанетта мне его дала, и я нечаянно его открыла. Возьмите вашу собственность.
Узнав почерк Фаустины, Мишель понял наполовину. Его первым движением было поклясться Сюзанне, что он обожает ее, единственно ее, невесту, и что никакой связи не существовало более между этой женщиной и им, — но редко уступают первому побуждению… в особенности, если оно хорошее.
Был ли он прав, высказав свою обиду? но Мишель был оскорблен тоном Сюзанны.
— Потрудитесь мне объяснить, — сказал он, — как случилось, что вы распечатали письмо, адресованное мне?
— Я вам сказала, что мне передали это письмо и я его по ошибке распечатала и… прочла его, потому что… потому что первые слова возбудили во мне желание прочесть остальное. Вот!.. Но будьте спокойны, я не повторю подобного опыта.
— Вы прекрасно сделаете.
Если бы Сюзи заплакала или только немного обнаружила свое горе, Мишель упал бы к ее ногам, но вся трепещущая, в ожесточении своей оскорбленной гордости, мисс Северн сочла бы обидным для себя выказать такую слабость.
Молча прочел он письмо от начала до конца. Может быть для вида он продолжал пробегать его глазами. Сюзанна, раздраженная, произнесла опять со сжатыми зубами, хриплым голосом:
— Вы не поедете в Барбизон, вы не поедете, я вам это запрещаю.
Тремор поднял глаза и посмотрел пристально на молодую девушку.
— Вы мне запрещаете? — повторил он.
Затем он остановился, глаза Сюзанны блестели, ему казалось, что он видит в них слезу.
— Послушайте, — сказал он, стараясь взять ее руки, — не горячитесь так; это безумие. Я слишком поспешно рассердился, я был резок, я… дайте мне вам объяснить…
Она оттолкнула его с нервным смехом.
— Объяснить мне, почему ничтожное дитя, как я, понимает дурно такого великого человека, как вы, не так ли? Я вас благодарю. Достаточно, что вы объяснили это той ужасной женщине!
Внезапно охлажденный, Тремор отступил. Ах! так эта фраза, значит, обидела Сюзанну и она чувствовала себя униженной!
— Итак, — ответил он, — вы допускаете, что я мог сказать, я, что вы ничтожны и что вы меня плохо понимаете? Окажите мне честь поверить мне, что, если бы я вас даже считал такой, я не настолько бестактен, чтобы делать подобные признания графине Вронской.
Совершенно искренно Мишель совсем не помнил, чтобы он высказал подобную оценку; он мог говорить о своем прошлом страдании, о горечи настоящего, но он конечно не забылся до того, чтобы унизить молодую девушку, которая должна была носить его имя. Его воспоминания о странной и краткой встрече на дамбе Трувилля к тому же не были особенно точны. Что он хорошо знал, это то, что в тот час, когда графиня Вронская вызывала в его воображении призрак Фаустины Морель, он совсем не вспоминал маленькую отсутствующую невесту.
Почему Сюзанна не упрекала его за прошлое равнодушие, почему не произнесла она в гневе ни одного слова, которое было бы хотя намеком на ее любовь?
— Вы ей не сказали также, что женитесь, потому что жизнь ваша разбита? Мне то вы ведь это сказали! Я не так ничтожна, как это вам кажется, мой дорогой. И я умею читать.
Мисс Северн поднялась во весь рост в своем длинном платье; с каждым ее словом усложнялось недоразумение, возрастало ее раздражение, звучавшее между тем фальшиво; Мишеля ее слова поражали в самое сердце, уничтожая в нем приятное впечатление, очарование надежды, остававшиеся у него от предыдущих часов. Одно слово сблизило бы эти два существа, любившие друг друга, однако это драгоценное слово не выступало на уста ни одного, ни другого. Их сердце страдало, но лишь словами раздраженной гордости выражалась жалоба раненого сердца, а как легко в таких случаях вырастают недоразумения! Они ошибались, несчастные, и оба были неправы и оба — правы; в этом то и заключалась тайна их неразумной ссоры. Однако Сюзанна была так бледна, что Мишель испугался. Его невеста может быть его не любила, пусть так! но он то ее любил! Была ли боль, заставившая так побледнеть молодую девушку, страданием тщеславия или горем, он чувствовал ее рану и хотел ее перевязать.
— Я вас прошу, — сказал он еще раз, — успокойтесь; я клянусь вам, что я не сказал графине Вронской ничего такого, чем бы могло сегодня оскорбляться ваше достоинство. Я вам клянусь, что…
Она сделала несколько шагов, немного задыхаясь, но однако с высоко поднятой головой.
— К чему так много слов, — перебила она с крайней заносчивостью. — Не думаете ли вы, что я хочу вас удержать? Поезжайте в Барбизон, мой милый, и вкусите там возможное счастье… Пробудите прошлое!.. Может быть, этот раз не появится никакой граф Вронский… Нужно остерегаться быть слишком злопамятным или слишком гордым… Ступайте, ступайте… Это самое лучшее, что вы можете сделать.
Эта язвительная насмешка вывела Тремора из себя.
— Ах! это лучшее, что я могу сделать? — воскликнул он. — Ну — хорошо, я поеду, вы правы, поеду тем более, что не могу понять этой вашей смешной гордости, которая может рассматривать, как оскорбление себе, мой визит к двум женщинам, очень одиноким и очень несчастным. Что касается прошлого, будьте покойны, ничто не в состоянии его пробудить, оно совершенно умерло… и мое сердце также! Я последую вашему совету, Сюзанна, и завтра же поеду в Барбизон.
— Если вы туда поедете, Мишель, — возразила тот-час же, противореча себе, Сюзанна, у которой логика уступила место аффекту, — я вам клянусь, что все будет между нами кончено.
Мишель пожал плечами:
— Это совершенно ребяческая выходка, то, что вы сейчас сказали, вы это так же прекрасно знаете, как и я.
— Ребяческая выходка? я не думаю; я выйду замуж за кого-нибудь другого.
— За кого? скажите, пожалуйста, — спросил молодой человек с немного деланной иронией.
Она выпрямилась яростная:
— Почему вы уверены, что я никого не люблю, что я не страдала, не боролась?
