Джулия Грайс - Дикие розы
– Да, я понимаю.
Корри чувствовала, что не только для Эвери ее присутствие здесь было неуместным и неудобным, оно еще более усложняло и без того нелегкую жизнь всех этих людей.
Чтобы как-то справиться с неловкостью и смятением, Корри стала оглядываться вокруг. Закатное солнце освещало холмы. По правую руку от нее вилась голубая лента ручья. Слева круто поднимался холм, который на высоте двух сотен футов был как будто срезан и образовывал уступ. В этом месте густо росли хвойные деревья, многие стволы были почерневшими и обугленными.
– Что это с деревьями? – спросила Корри.
– Мы их обжигаем, чтобы подсушить, а потом спиливаем. Если жечь сырые дрова, на руках остается сажа, которая сходит хуже, чем столярный клей. Я же говорил тебе, что жизнь на приисках слишком тяжела для женщины, по крайней мере, для такой, как ты. Но раз уж ты согласилась на нее, то могла бы помогать нам. Я надеюсь, ты умеешь готовить? Если нет, придется научиться. Тогда все мы четверо могли бы работать одновременно и не стоять по очереди у плиты.
– Я умею готовить.
Корри развернулась и пошла к хижине – или норе? – вблизи она уже не решилась бы назвать домом это сооружение, больше напоминающее курятник, чем человеческое жилье. Недоумение ее росло. Стены были такими низкими, что в дверь нельзя было войти не сгибаясь. Грубоотесанные бревна заросли мхом, а на крыше, покрытой дерном, благоухали заросли сорной травы, сквозь которые с трудом пробивалась металлическая печная труба. Это придавало избушке таинственный, зловещий вид, казалось, сейчас откроется дверь, и на пороге покажется сказочный тролль или злая колдунья.
К Корри подошел Мэйсон Эдвардс.
– Эта избушка осталась от прежнего хозяина. Мы только отремонтировали ее.
Он не сводил с Корри восхищенных голубых глаз. На вид ему было лет девятнадцать, он был худощав и нескладен и больше походил на цыпленка, чем на сложившегося взрослого мужчину. Открытое, веселое лицо с сильно выступающими скулами было усыпано веснушками, а белокурая челка все время непослушно падала на глаза.
– Люди живут и в гораздо худших условиях. Вам еще повезло, что хоть прочная крыша над головой. Жить в палатке совсем неприятно. А здесь есть печка. Она прекрасно топится, разжигать можно промасленной бумагой. И пол не земляной, а выложен горбылями. Вам здесь будет неплохо, миссис Курран, по крайней мере не хуже, чем другим женщинам в поселке.
Корри попыталась улыбнуться. Все это должен был сказать ей Эвери! Но он о чем-то увлеченно разговаривал с Биллом Хоталингом и даже не смотрел в ее сторону.
Корри не могла сдержать возгласа удивления, когда переступила порог хижины. Она никогда в жизни не видела человеческого жилья, обустроенного так скудно и примитивно. Даже трехкомнатный барак Милли в Доусоне казался дворцом в сравнении с теперешним пристанищем.
Оно состояло из одной комнатки с низким потолком и замызганным полом. Два маленьких окошка по обе стороны двери были затянуты изнутри мешковиной, которая практически не пропускала света. По двум стенам располагались двухэтажные грубые нары, по третьей – полки, выпиленные из толстых досок и горбыля: В одном углу стояла железная печка, в другом – кадушка с водой. Эвери объяснил ей, что она предназначена для промывки проб глины и определения ее золотого содержания.
Корри оглядывалась вокруг в полном молчании, стиснув зубы, чтобы не закричать от ужаса. Нет, она не позволит Эвери увидеть свое отвращение и отчаяние. Она лучше умрет, чем обнаружит перед ним свою слабость!
Перед сном Корри переоделась в легкую ночную рубашку, которую купила много месяцев назад в Сан-Франциско во время незабываемого похода по магазинам с тетей Сьюзен. Эта рубашка, сшитая по французской моде и отделанная дорогими кружевами ручной работы, была частью ее приданого к свадьбе. Корри берегла ее и не надевала ни разу. Теперь, когда она просунула голову в ворот, от рубашки пахнуло затхлостью и несвежестью долго пролежавшей в сундуке ткани.
Корри достала зеркальце и, взглянув в него, нашла себя очень хорошенькой. Золотистые волосы рассыпались по плечам, изящные кружева подчеркивают бледную нежность кожи. Огромные глаза с пушистыми ресницами под дугами черных бровей и трепетные губы придают ее красоте романтическое своеобразие. Корри подумала, что выглядит как раз так, как всегда мечтала выглядеть в первую брачную ночь. Но к чему теперь все это!
Она отложила зеркало и села на низкую койку. В глазах ее стояли слезы, к горлу подкатил тяжелый, горький комок, а сердце болезненно сжалось. За стеной раздался громкий, грубый мужской смех.
Дверь открылась, и в домик, громко стуча каблуками тяжелых ботинок, вошел Эвери. Под мышкой он держал брезентовый сверток. Корри почувствовала запах виски.
– Обстановка здесь и так более чем скромная, но тебе не годится ходить по грязному полу.
Он опустился на корточки и стал раскатывать сверток.
– Это что-то вроде коврового покрытия.
Корри молча наблюдала, как он тщательно раскатывает брезент, а потом сухо сказала:
– Да, так лучше. Очень мило с твоей стороны, что ты подумал об этом. Я так устала за сегодняшний день, голова идет кругом. Спасибо тебе огромное, что позаботился обо мне.
– Это не я, это Мэйсон придумал.
– В таком случае мне стоит поблагодарить его.
Эвери выпрямился, снял ботинки и принялся расстегивать рубашку, пропитанную пылью и потом. Корри смотрела, как он раздевается, и ее сердце часто и гулко забилось. Она вспомнила тот день, когда впервые увидела Эвери обнаженным. Как давно это было! Неужели она и вправду когда-то лежала с этим мужчиной в одной постели и была с ним так близка, что вобрала в себя его семя?
Эвери продолжал раздеваться, аккуратно вешая каждый предмет своего костюма на единственный гвоздь в стене. Наконец он полностью разоблачился, и Корри заметила, что его тело несколько похудело, но сохранило крепость мускулов и совершенство форм. К большому удивлению Корри, его вид не вызывал у нее никаких эмоций.
– Я что, не нравлюсь тебе, Корри? Почему Ты отворачиваешься?
– Я не отворачиваюсь.
– Неправда.
Он подходил к ней со странным, напряженным выражением лица. Корри старалась избежать его взгляда, но это ей удавалось с трудом.
– Посмотри на меня. Посмотри на то, к чему ты так стремилась. Ну как, нравится? Должно быть, нравится, раз ты в такую даль ехала за этим.
– Да…
Корри чувствовала, что она, как маленькая птичка в клетке, мечется, не в силах увернуться от огромной человеческой руки, которая хочет поймать ее и сграбастать в кулак. И это первая брачная ночь! Ради нее она вынесла трудности и опасности Дайской тропы и Чилкутского перевала!
