Джулия Куинн - Мистер Кэвендиш, я полагаю..
Она взяла книгу из маленькой библиотеки, зашла в свою комнату, на минутку прилегла на постель, чтобы создать видимость естественного беспорядка, а затем украдкой выскользнула наружу. Если Грейс вернется, пока ее не будет, – что казалось сомнительным, так как девушка ловила каждое слово миссис Одли, – все будет выглядеть так, словно Амелия просто ненадолго вышла из спальни. В библиотеку, за другой книгой. Ну, или чтобы найти, чем перекусить. Не было ни одной причины, по которой кто–либо мог бы догадаться, что она собирается встретиться с Томасом. Все, конечно, проявили любопытство относительно его местопребывания, но каждый понимал, что молодому человеку требуется время побыть одному.
Когда она направилась в сторону беседки, солнце опустилось почти до линии горизонта, и весь окружающий мир начал готовиться к сумеркам, – краски потускнели, тени начали вытеснять свет. Она убеждала себя, что эта их встреча ничего не значит; что она просто окажет ему услугу, забрав его письмо, чтобы незаметно оставить конверт на столе в холле и позже вместе со всеми выразить удивление. И, вероятно, это действительно мелочь. Она не собиралась снова набрасываться на него; в своей последней страстной попытке она испила столь большую чашу унижения, что этого хватило бы на всю ее жизнь. И Томас ни единым жестом не дал ей понять, что хочет продолжения их романа. Не теперь, когда он потерял Уиндхэм.
Он был чертовски горд. Она пришла к выводу, что это следствие его образа жизни, – образа жизни одного из двадцати самых могущественных людей в стране. Она могла бы вырвать свое сердце из груди и подарить ему, могла бы сказать, что будет любить его до последнего вздоха, и он все равно откажется от нее.
Ради ее же блага.
В этом и заключался весь ужас. Он сказал бы, что это для ее же блага, что она достойна лучшего.
Как будто для нее когда–либо имели значение его титул и богатство! Если бы все это произошло в прошлом месяце, до того их разговора, до их поцелуя.
Она бы не страдала.
О, она почувствовала бы себя сконфуженной, вернувшись в Лондон. Но, наверняка, нашлись бы многие, заявившие, что она счастливо отделалась, поскольку не вышла за него замуж до того, как он потерял титул. И она знала себе цену. Она была достаточно привлекательна, умна (но – спасибо тебе, мама – не слишком умна), хорошо обеспечена, и она была дочерью графа. Она не задержалась бы на ярмарке невест.
Все это было бы вполне реально, если бы она не влюбилась в него.
В него. Не в титул, не в замок. В него самого.
Но он никогда не поймет этого.
Она обхватила себя руками, спасаясь от вечерней прохлады, и торопливо пересекла лужайку. Она сделала большой круг, опасаясь, что кто–нибудь может заметить ее из окна гостиной. Ей пришла в голову мысль, что она научилась мастерски красться вокруг этого дома.
В этом было что–то забавное.
Или, на худой конец, ироничное.
А возможно, просто грустное.
Беседка была уже близко, в сумеречном свете были видны ее белые очертания. Еще минута, и она…
– Амелия.
– Ой! – от неожиданности она даже подпрыгнула. – Святые небеса, Томас, ты напугал меня.
Он криво улыбнулся.
– Ты не ждала меня?
– Не здесь. – До беседки все еще было достаточно много ярдов.
– Мои извинения. Я увидел тебя, и мне показалось невежливым не дать тебе знать, что я рядом.
– Нет, конечно, я только… – Она перевела дыхание и прижала руку к груди. – Мое сердце все еще не может успокоиться.
На какое–то мгновение воцарилась тишина, затем она продлилась еще на один миг.
И еще на один.
Это было ужасно. Она чувствовала пустоту и неловкость, и все те эмоции, что, казалось, уже давно остались позади, в прошлом, до того, как она узнала его настоящего. В том прошлом, когда он был герцогом, а она – его счастливой невестой. И им нечего было сказать друг другу.
– Вот, возьми, пожалуйста. – Он протянул ей клочок бумаги, сложенный и заклеенный воском. Затем он отдал ей свое кольцо с печаткой. – Я собирался запечатать его, – сказал он, – но затем подумал…
Она взглянула на кольцо, украшенное гербом Уиндхэмов.
– Это так нелепо и странно.
– Чертовски верно.
Она коснулась пальцами воска. Там, где должна была быть вмятина от печати, было гладко и пусто. Она подняла глаза и попыталась улыбнуться.
– Возможно, я подарю тебе еще. На твой день рождения.
– Новое кольцо?
О Боже, все вышло совсем неправильно.
– Нет, конечно, нет. – Она смущенно прочистила горло и пробормотала: – Это было бы слишком бесцеремонно.
Он подождал, затем слегка наклонил голову, чтобы дать понять, что все еще ждет от нее объяснения, что же она имела в виду.
– Печать. Для сургуча, – пояснила она, ненавидя интонации собственного голоса. Всего три слова, но они звучали так жалко. Так глупо и нервно. – Тебе все равно нужна будет печать для писем.
Он казался заинтригованным.
– А какой рисунок ты выберешь?
– Я не знаю. – Она снова взглянула на кольцо, затем для сохранности положила его в карман. – У тебя есть девиз?
Он покачал головой.
– А ты хочешь?
– Ты хочешь придумать мне девиз?
Она прыснула:
– О, не искушай меня.
– Что ты имеешь в виду?
– Я хочу сказать, что могу придумать что–нибудь более умное, чем «Mors œrumnarum requies».
Он приподнял бровь в попытке перевести услышанное.
– Смерть – это отдых от бед, – просветила она его.
Он засмеялся.
– Это геральдический девиз Уиллоуби, – добавила она, закатывая глаза, – со времен Плантагенетов.
– Мои сожаления.
– С другой стороны, мы доживаем до глубокой старости.
Довольная собой, она продолжила:
– Уверена, страдая при этом от артрита, одышки, хромоты.
– Не забудь еще про подагру.
– Там мило с твоей стороны напомнить мне об этом. – Она снова закатила глаза, а затем взглянула на него с любопытством. – Какой девиз у Кэвендишей?
– Sola nobilitus virtas.
– Sola nobili – она сдалась. – Моя латынь сильно хромает.
– Добродетель – единственное достоинство.
– Ох, – вздрогнула она, – как это нелепо.
– Да, не так ли?
Она не нашлась, что ответить. Очевидно, он тоже не знал, что сказать. Она неловко улыбнулась.
– Ладно. Хорошо. – Помахала письмом. – Я позабочусь об этом.
– Спасибо.
– Тогда, до свидания.
– До свидания.
Она повернулась, чтобы уйти, затем остановилась и обернулась назад, приподняв письмо до уровня плеч.
– Как я понимаю, ты не планируешь присоединиться к нам в Кловерхилле?
– Нет. Вряд ли из меня получится хороший собеседник.
Она коротко кивнула ему в ответ, ее губы выдавили неловкую, сдержанную улыбку. Рука с письмом опустилась, она понимала, что должна уйти. И даже попыталась, она действительно уже почти сделала шаг, по крайней мере, думала о том, чтобы его сделать, как вдруг…