Роксана Гедеон - Парижские бульвары
– Для писем, – прошептала я едва слышно.
На лестнице уже слышались шаги. Я поспешно отошла от стола, еще успев «прочесть» последние слова королевы:
«Сразу после завтрака… я передам письмо через камин в спальне».
Вошла Тизон, показавшаяся мне еще более маленькой и злой, чем прежде. Лицо ее было разгневанным – очевидно, она негодовала на беспечное поведение комиссара.
– Что это вы так взволнованы? – произнесла она, пытливо вглядываясь в мое лицо.
– Я? Я вовсе не взволнована. Просто впервые увидеть королеву – это же интересно как-никак.
– Убирайтесь! – прервала она меня. – Вы здесь больше не нужны.
Я поспешно вышла. В конце лестницы меня остановил тот самый гвардеец, что стоял в столовой, и обыскал. Я уже перестала бояться обысков, тем более что при мне не было ничего подозрительного. Вернувшись в кухню, я не застала там повара Ганье, зато выражение лица Бабетты меня удивило. Эта всегда веселая толстушка казалась испуганной и, пожалуй, сожалела о том, что польстилась на большие деньги, согласившись участвовать в заговоре.
– Ах, голубушка, такой был переполох! – прошептала она мне на ухо. – Тизон проведала, что вы новенькая. Она подозревает, что я нарочно себе руку порезала, я это по ее змеиным глазам вижу. Теперь за каждым вашим шагом будут следить… Пресвятая дева Мария, я уж вижу, как меня потянут на гильотину!
– Вы преувеличиваете, Бабетта, – сказала я мягко. – Даже если за мной и будут следить, то вы пока вне подозрения. Служите вы давно, к вам все привыкли. Скажите-ка лучше, вы знаете, где находится спальня королевы?
– Знаю, – пробормотала Бабетта, вытирая вспотевшее лицо передником.
Я наклонилась к ее уху и шепотом попросила принести мне записку, которую Мария Антуанетта передаст через камин. Ужас Бабетты вначале был неописуем, и она наотрез отказалась от поручения. Но когда я ее попросила подумать над тем, что будет, если записка будет лежать и ее обнаружит кто-то посторонний, Бабетта испугалась еще больше.
– Тогда, пожалуй, всех подряд начнут тормошить! – заметила она.
– Вот видите. А так никто и не узнает. Я бы и сама пошла, но вы же сами говорите, что за мной будут следить.
Вошел повар Ганье, красное довольное лицо которого свидетельствовало, что украденное им мясо превосходного качества.
– Что вы шепчетесь, болтушки? – крикнул он нам. – Все о кавалерах?
– Позвольте мне еще раз руку перевязать, – жалобно попросила Бабетта, – уж больно мазь щиплет.
– Гражданка Тизон знает, какую мазь предлагать! Ну да ладно, ладно, не дуйся! Так и быть, иди. Все равно сегодня от тебя мало толку на кухне…
Бабетта ушла, а меня Ганье заставил сварить ему чашку шоколада. Выпил он ее одним духом, предварительно добавив туда полрюмки коньяка, и сразу повеселел.
– Хочешь, я супом тебя угощу, а? – обратился он ко мне. – Ты вроде славная девушка, Алина! Нет, конечно, ты размазня, но на личико очень даже ничего. Хорошенькая девушка. Эх, люблю я стройных!
Он игриво ущипнул меня за талию. Его красное лицо и манеры отнюдь меня не прельщали, и я быстро отстранилась.
– Ты смотри, какая ловкая!.. Ну, давай-ка есть суп, приспело время обеда. Это только Австриячка со своими щенками обедает вечером, а мы, люди простые и настоящие санкюлоты, обедаем вовремя.
Вернулась Бабетта, и лицо ее было так спокойно, что я, поняла, что дело обошлось благополучно. Мы сели обедать, выслушивая бесконечные шутки мэтра Ганье и поминутно восхищаясь его грубым остроумием: чего только не сделаешь, чтобы понравиться дураку!
После обеда, снимая с плитки чайник с кипятком, я все же смогла развернуть записку. Бумага была бела, как снег, но, поднеся ее к горячей струе пара, вырывавшегося из носика чайника, я увидела, как на бумаге едва заметно проступают желтые буквы. Через некоторое время я могла прочесть письмо. Королева писала:
«Можете положиться на того, кто будет говорить с вами от моего имени. Я знаю, что у него на уме, вот уже пять месяцев, как он мне предан».
Потом буквы стали тускнеть и вскоре исчезли. Я бросила бумагу в огонь.
Слова письма я заучила на память, но они заставляли меня недоумевать. Неужели здесь, в стенах Тампля, у Марии Антуанетты был человек, которому она так доверяла? Доверие было безраздельным и полным, иначе королева никогда бы не стала об этом писать – у нее достаточно здравого смысла. Хорошо бы узнать имя этого таинственного роялиста! Но королева, опасаясь, что письмо может попасть в чужие руки, не желала подвергать его опасности и не назвала его имени.
Значит, надо ждать, когда кто-то заговорит со мной по поручению Марии Антуанетты. Для Батца это будет полной неожиданностью.
Остаток дня прошел благополучно, если не считать работы на кухне, которая вконец меня замучила. Дважды появлялась Тизон, впиваясь в меня пытливым взглядом, и я предчувствовала, что при выходе из Тампля меня обыщут особенно тщательно. Но разве можно обнаружить что-то там, где ничего нет.
В восемь вечера, когда Париж был окутан темнотой, нас с Бабеттой отпустили домой. Усталые и измученные, мы едва передвигали ноги. Мне было трудно даже поправить чепец на голове. Кроме того, мы были измучены душевно: весь день шла игра на нервах, то и дело приходилось опасаться подвоха, ловушки, разоблачения. Смогу ли я выдерживать такое нервное напряжение? Не сорвусь ли я, сделав таким образом верный шаг к эшафоту? За десятую часть того, чем я нынче занималась, грозит смертная казнь. Я чувствовала, что сознание этого измотает меня сильнее, чем любая другая усталость.
Бабетта выглядела еще более измученной, чем я, и едва передвигала ноги.
– Ох, я уж и не рада, что соблазнилась деньгами этого вашего барона! Чувствую я, что все это хорошо не кончится… После такой службы никакие деньги в радость не будут.
– Успокойтесь! – сказала я. – Дело начато, и барон уже никому не позволит отсиживаться в стороне.
Когда я подходила к дому на улице Мелэ, где меня ждали Валентина и прочие члены семейства, мне на мгновение показалось, что я слышу позади себя чьи-то шаги. Вскоре подозрение переросло в уверенность… Кто-то шел следом за мной, я даже слышала тихое поскрипывание сапог! Оглянувшись, я заметила только тень, метнувшуюся из-за угла.
В памяти сразу же проснулись много раз слышанные рассказы об участившихся грабежах и убийствах, о бандитах и маньяках, наводнивших Францию: последнее время об этом болтали везде, в любом обществе. Но ограбить меня явно нельзя, так как у меня ничего нет. Оглянувшись еще раз по сторонам и пытаясь заглушить страх, я ускорила шаг, чтобы скорее попасть домой. Во дворе было темно, как в аду, и я то и дело спотыкалась, попадая ногами в зловонные ямы с нечистотами.
