Жюльетта Бенцони - Во власти теней
Единственная вещь удерживала ее от того, чтобы не открыть склянку и не выпить ее содержимое: это был яд не мгновенного действия. Анна говорила, что ее враг умрет через неделю, и никто не будет знать, от какой болезни. С тяжелым вздохом Фьора положила флакон на место. Но не сегодня-завтра у нее под рукой может оказаться нож или кинжал, она также может стоять на верху высокой крепостной стены, или рядом будет река, в которой можно утопиться… Она не была создана для счастья, и то проклятие, которое было произнесено накануне ее рождения, все еще действовало, и было бы лучше для всех, и, особенно для ее ребенка, чтобы оно умерло вместе с нею.
Странно, но как только она приняла это трудное решение, ей сделалось легче, и она уснула.
Ее разбудил звон колоколов, который несся ото всех городских церквей. Она увидела, что солнце уже высоко стоит в небе, а затем почувствовала, что рядом кто-то есть, лишь только потом увидела чьи-то черные пальцы, которые держали шарики амбры. Она подняла глаза выше и увидела лицо, которое просияло широкой улыбкой:
– Ты хорошо спала? Доминго счастлив снова видеть тебя. Ему было трудно без тебя…
– Почему? Потому что мне удалось сбежать от его хозяина?
– Нет. Даже самые преданные слуги могут испытывать дружеские чувства к тем, кого им поручено охранять.
– Как ты оказался здесь?
– Мне приказали. Доминго должен приготовить тебя к аудиенции у святого отца, который хочет принять тебя во второй половине дня.
– Не помню, чтобы я просила об аудиенции. Однако скажи мне: что означает этот звон? – спросила Фьора. – У меня от него заложило уши.
– Не только у тебя. Сегодня благородная княгиня Риарио родила девочку, которую назвали Бьянка. Святой отец просто счастлив, поэтому в городе праздник. Но радоваться, собственно, нечему, – проговорил нубиец и с важностью покачал головой, увенчанной белым тюрбаном. – Дочь! И столько шуму из-за девочки! Но давай поговорим о тебе. Знаешь, ты неважно выглядишь!
– В этом нет ничего странного! Меня ранили, и я еще плохо себя чувствую… К тому же мне нечем лечиться!
– Доминго о тебе позаботится! А пока давай снимем эти черные тряпки, из-за которых ты похожа на какое-то противное насекомое!
Фьора не стала противиться и позволила себя раздеть. Фьора уже не видела в нем мужчину, а впрочем, он им уже давно и не был. Рана слегка воспалилась. Доминго промыл ее спиртом, от которого так жгло, что на глазах молодой женщины выступили слезы, а затем наложил сверху чистую повязку. Сделав это, Доминго оставил ее за туалетным столиком, а сам пошел принести завтрак. Прежде чем выйти, он положил на сундук, стоящий у входа, красивое вышитое нижнее белье, тонкие чулки, платье из зеленого бархата, тоже вышитое шелком, белоснежные нижние юбки и изящные туфли. Широкая накидка из такого же бархата и позолоченная сетка для волос довершали этот туалет, который с огромным удовольствием надела бы на себя самая избалованная женщина, но Фьора лишь мельком взглянула на все это. С каким удовольствием она оказалась бы в простой мужской одежде и отправилась бы по дороге, ведущей во Флоренцию!
Однако она почувствовала себя намного лучше, когда, полностью одетая и тщательно причесанная, села за роскошный стол, который сервировал для нее Доминго. Так всегда было в самые трудные для нее моменты жизни: у нее появлялся зверский аппетит. Она знала, с каким противником ей предстоит сегодня столкнуться, поэтому надо было набираться сил.
Вопреки ее ожиданиям церемониймейстер Патризи провел ее не в тот зал, где она в первый раз была принята папой, а в библиотеку. Сикст IV сидел в кресле и читал через увеличительное стекло книгу, написанную по-гречески, которая лежала перед ним на подставке, и водил по строчкам тонкой золотой палочкой. Он не прервал чтения, когда Патризи ввел Фьору, она прошла почти через весь зал и остановилась рядом с подушками, лежащими у подножия папского кресла, на которые ей предстояло склонить колени, как этого требовала церемония приема. Неожиданно Сикст IV стал читать в полный голос:
– «Бороться с испытаниями, посланными богами, означает доказывать свою храбрость, но одновременно и глупость: никому не удастся избежать наказания, которое послано свыше…»
После этого он взглянул на молодую женщину и спросил, будто они расстались накануне или несколько часов назад:
– Что вы можете сказать об этом тексте? Не правда ли, он великолепен?
– Если так говорит ваше святейшество, стало быть, так оно и есть. Лично мне не слишком нравится Еврипид, а меньше всего его «Разгневанный Геракл». Я предпочитаю ему Эсхила: «Печальна судьба человека: счастье похоже на легкую тень: приходит горе – несколько касаний мокрой губки, и его судьба решена…» Уже многие годы линии моей жизни перепутались, а прочертить новые я не в состоянии.
Удивление папы было совершенно неподдельным. Отложив увеличительное стекло, он с нескрываемым восхищением посмотрел на молодую женщину.
– Вы читали древнегреческих авторов?
– Так же, как и латинских, ваше святейшество. Это входит в образование благородных флорентийских женщин. К тому же мой отец был высокообразованным человеком и знал толк в книгах. Его собрание книг было почти таким же обширным, как… знаменитая коллекция книг Медичи.
– В самом деле? И… где же они сейчас? – Глаза Сикста IV алчно блеснули.
– Что происходит с сокровищами после того, как дворец грабят, а затем устраивают пожар?
– Это действительно жаль… Да, очень жаль! И вы так и не узнали…
Этого Фьора уже не могла вынести. Она пришла сюда не для того, чтобы обсуждать литературные тонкости, но сам тон, который задал папа, казался ей верхом лицемерия. Она вскочила:
– Куда они делись? Об этом надо бы спросить у Иеронимы Пацци, простите, у госпожи Босколи, у той, которая из желания овладеть нашим состоянием не остановилась перед убийством моего отца и до сих пор преследует меня своей ненавистью!
– Осторожно, дочь моя, берегитесь поспешных суждений! – строго произнес папа. – Обвинять так легко!
– Поспешные суждения? – с негодованием переспросила Фьора. – Спросите любого человека, и он вам скажет то же самое! И именно ей вы хотите отдать меня, связанную по рукам и ногам! Заставляя меня выйти замуж за это чудовище, которое она называла своим сыном, она теперь хочет выдать меня за своего племянника, за такого же негодяя, если то, что я слышала о нем, правда… Меня, которая входит в окружение короля Франции!
– Но ведь вы согласились на этот брак, или меня ввели в заблуждение?
– Да, потому что не могла видеть, как убивают одного храброго человека, который близок мне и приехал сюда, чтобы хоть что-то узнать о моей судьбе! И эти мерзости совершаются с вашего согласия! Вы наследник апостола, наместник самого бога!
