Анна Голон - Анжелика Маркиза Ангелов
— Насколько я помню, вы дали этот рудник Молину в аренду на десять лет? Значит до конца аренды еще четыре года. Но как тогда эти земли могут стать приданым?
— Молин не только согласился на это, но даже сказал, что он готов и дальше разрабатывать эти земли для графа де Пейрака. Работы на руднике ведутся три года… Сейчас ты все сама увидишь, мы почти приехали.
Через час езды рысью они прибыли на рудник.
Анжелике раньше представлялось, что этот черный карьер и окружающая его протестантская деревня находятся на краю света, но теперь все это оказалось намного ближе. На это ощущение влияла также хорошая дорога, которая вела прямо к руднику. Вокруг рудника появились дома рабочих.
Отец и дочь спешились, Николя взял под уздцы лошадей. От заброшенного рудника, который четко отпечатался в памяти Анжелики, не осталось и следа.
Проточная вода подавалась по специальным желобам, с помощью колес она приводила в движение несколько вертикальных каменных жерновов. Рудодробильные чугунные песты с ужасным грохотом дробили большие глыбы породы, которые рабочие откалывали от скалы кувалдами.
Две печи, раздуваемые кожаными мехами, пылали жаром. Рядом с печами поднимались ввысь горы древесного угля, а остальное пространство было завалено кучами породы. Группа рабочих лопатами бросала размельченную жерновами породу в деревянные желоба, по которым текла вода, другие специальными скребками подгребали ее против течения. Немного дальше высилась очень солидная постройка, двери в ней были затянуты сеткой, забраны железной решеткой и заперты на большой замок.
Вход туда охраняли два человека, вооруженные мушкетами.
— Тут хранятся слитки свинца и серебра, — объяснил барон.
Переполняемый чувством гордости, он добавил, что на следующий же день попросит Молина показать дочери этот склад.
Затем он повел ее к ближайшему карьеру, который спускался большими террасами, каждая шириной по два туаза[68]. Они делали карьер похожим на древний римский амфитеатр. Тут и там были видны черные дыры туннелей, и из них все время появлялись ослики, которые тянули за собой тележки.
— Здесь работают десять саксонских семей, все они потомственные рудокопы, литейщики и камнеломы. Вот они и Молин и ведут эти разработки.
— А сколько дохода в год вы получаете с этого рудника? — спросила Анжелика.
— По правде говоря, я никогда не размышлял над этим… — немного смущенно признался Арман де Сансе. — Ты понимаешь, Молин регулярно вносит за него арендную плату. Он также взял на себя все расходы по оборудованию этого рудника. Кирпичи для печей были привезены из Англии, а может, и контрабандой из Испании, через Лангедок.
— Конечно же, не без помощи того, кого вы прочите мне в мужья.
— Возможно. Поговаривают, что у него разнообразные интересы. Кроме этого, он великий ученый, он сам сделал чертеж этой паровой машины.
Барон подвел Анжелику к входу в одну из штолен. Он показал ей огромный железный котел, под которым был разведен огонь. Из котла в штольню тянулись две довольно толстые и обмотанные чем-то трубы, периодически из штольни вздымался фонтан воды.
— Это одна из первых паровых машин в мире.[69] С ее помощью мы можем выкачать подземные воды из штольни. Ее сконструировал граф де Пейрак во время одной из своих поездок в Англию. Как вы видите, для женщины, которая собирается стать жеманницей, лучшего мужа и не найти — он столь же учен и обладает острым умом, сколь я невежествен и тугодум, — со скорбной миной заключил барон де Сансе. — Добрый день, Фриц Хауэр.
Один из рабочих, стоявших возле паровой машины, снял шляпу и низко поклонился. Лицо мужчины отливало синевой, — за долгие годы работы на рудниках каменная пыль въелась в кожу. На одной руке у него не хватало двух пальцев. Он был невысокого роста, горбатый, и поэтому руки казались чересчур длинными. Маленькие глазки поблескивали из-под спадающих на лоб волос.
— Мне кажется, он похож на Вулкана, бога подземного огня, — сказал мессир де Сансе. — Говорят, что нет человека, который лучше него разбирается в породах, залегающих в недрах земли. Видимо, это из-за его слишком загадочного вида. Рудничное дело всегда мне представлялось очень таинственным, даже, можно сказать, каким-то колдовским. Поговаривают, что он владеет секретом превращения свинца в золото. И все же он очень много лет работает вместе с графом де Пейраком, и тот послал его в Пуату наладить разработки на руднике Аржантьер.
«Опять граф де Пейрак! Везде этот граф де Пейрак!» — с раздражением подумала Анжелика.
Но вслух сказала:
— Видимо, он потому и богат так, ваш граф де Пейрак, что умеет в золото свинец превращать, тот, что ему посылает этот самый Фриц Хауэр. Так почему бы ему не превратить меня в лягушку…
— Дочь моя, вы меня очень огорчаете, к чему эти насмешки? Можно подумать, что я хочу сделать вас несчастной. В мои планы относительно вашего будущего ничего подобного не входило, я не заслужил подобной подозрительности.
— Вы правы, отец, прошу простить меня, — с виноватым видом произнесла Анжелика, огорченная искренним разочарованием, которое читалось на лице барона. — В монастыре довольно часто говорили, что мои поступки сильно озадачивают. Я не буду скрывать, что предложение графа не только не обрадовало меня, а наоборот, скорее расстроило. Дайте мне немного времени, чтобы привыкнуть к этой мысли.
Анжелика поймала себя на том, что у нее возродилось то чувство доверия к отцу, которое она испытывала всегда. У него был спокойный характер и открытая душа. Все остальные вопросы, касающиеся графа де Пейрака, можно задать Молину. И все же Анжелику не покидало чувство того, что ее словно бросили одну и она заблудилась…
Продолжая неторопливую беседу, они вернулись к лошадям. Анжелика поспешила сесть в седло, чтобы избежать помощи со стороны чрезмерно предупредительного Николя, и все-таки его загорелая рука прикоснулась к ней, когда он передавал ей поводья. «Все это очень неприятно, — с досадой подумала она. — Его необходимо поставить на место».
* * *Итак, возвращение Анжелики в Монтелу было испорчено.
Но чего же она могла ожидать, после всех тех долгих лет, которые она провела в монастыре, в течение которых ни разу так и не почувствовав себя счастливой? Даже объятия кормилицы Фантины Лозье накануне вечером были не такими трепетными и радостными, как ожидала Анжелика. Лицо кормилицы было настолько трагичным, каким оно никогда не бывало даже во время пересказа самых страшных историй. Хотя прошло много времени и кормилица считала, что Анжелика больше не принадлежит к «ее» детям.
