Сара Ларк - Под парусом мечты
Глория, все еще в недоумении, стерпела, когда Гарри обнял ее на прощание. При этом он незаметно положил ей в карман десять долларовых купюр.
— Все к лучшему, сладкая! — подмигнул он ей. — Работай как следует, тогда к тебе будут хорошо относиться. А через пару недель будешь снова считать овечек в стране киви…
Гарри отвернулся. Глории показалось, что, выходя из чайной, он насвистывал.
— Вот только не реви за ним, — заявил стюард. — Он на тебе озолотился. А теперь поторопись. Сегодня ночью мы отправляемся на край света!
9
На протяжении следующих недель Глория жила в настоящем аду. «Работа» на «Ниобе» не шла ни в какое сравнение с тем, что она делала на «Мэри Лу». Коллеги Гарри хоть и были грязными, а часто и грубыми, но в целом относились к Глории вполне дружелюбно и в некотором роде были вроде как сообщниками. Мужчины прятали «свою девушку» от офицеров, и все радовались, что днем у них есть юнга Джек, над которым можно подтрунивать. Никто и никогда не пытался нарочно сделать ей больно.
На «Ниобе» все было совершенно иначе, хотя поначалу казалось, что ей не о чем особенно тревожиться. Когда стюард привел Глорию на «австралийскую палубу», как он это называл, уже смеркалось. Тем не менее Глория задавалась вопросом, каким образом он собирается протащить на судно незнакомого мальчика или даже белую девушку, но все оказалось очень просто. На берегу и на палубе кишмя кишели желающие уехать китайцы. У них почти не было багажа: нехитрый скарб большинства помещался в маленьком узелке. Похоже, команда судна спекулировала на этом, продавая больше билетов, чем было принято на судах для переселенцев. Поскольку не приходилось размещать чемоданы и ящики, невысоких желтокожих людей, ютившихся в крохотной каюте, было не шесть человек, а десять, а иногда и дюжина. И, к огромному удивлению, а потом и ужасу Глории, почти все они были исключительно мужчинами. Лишь за двумя или тремя семенили маленькие нежные ножки.
— Почему?.. — Глория не смогла преодолеть собственную робость, чтобы задать вопрос полностью, но стюард все равно ответил.
— Запрещено, — коротко сказал он. — По крайней мере в Штатах. Только коммерсанты могут брать с собой жен, рабочие — нет. И австралийцы уже не дают гражданство азиатам, поэтому леди — это ненужный балласт. Ребята бросают свои семьи здесь и предпочитают посылать им деньги. Получается намного дешевле. В Австралии доллар уходит быстро, а здесь это целое состояние…
Рассказывая, он вел Глорию через толпу на палубе. Ни один человек не удивился юнге без документа. Толпа маленьких желтокожих людей словно сама собой расступалась перед высоким белым в униформе, а затем смыкалась снова. Глории стало казаться, что она очутилась на живом острове: от не прекращающихся ни на секунду разговоров, смеха и плача китайцев гудело в ушах. Это было хуже, чем вибрация двигателей на «Мэри Лу». Даже много недель спустя при воспоминании об этом у Глории начинала болеть голова.
— Вот здесь твое царство! — объявил тем временем стюард, спустившийся с Глорией в чрево судна.
Они пересекли темные узкие коридорчики между каютами, где отчасти хранились припасы. Что ж, по крайней мере мужчины взяли для себя провиант. При мысли о том, что может быть в пакетах, Глория содрогнулась.
И снова стюард, казалось, прочел ее мысли.
— Только рис, никаких собак, — успокоил он ее. — Эти ребята уже не могут позволить себе мясо. Но рис для них священен, и, наверное, они слышали, что кормежка здесь… что ж, ориентирована больше на западный желудок, если, говоря об этой жратве, можно употреблять слово «кормежка»…
С этими словами он втолкнул Глорию в одну из кают. Здесь было шесть узких коек, расположенных вдоль стенок друг над другом. Впрочем, пока они все были свободны. Стюард махнул рукой, указывая на несколько свернутых одеял.
— Будет лучше, если ты устроишь себе постель на полу. Чтобы ребята не бились головой, когда ты будешь их обслуживать…
Глория с сомнением посмотрела на своего нового хозяина.
— Неужели я буду жить здесь одна? Больше никто не придет?
Она не осмеливалась надеяться на это, поскольку предполагала, что «после работы» ей придется делить койку со стюардом.
— А кто еще должен прийти? — переспросил мужчина. А потом усмехнулся: — Не переживай, одиночества мы не допустим. Слушай, сейчас мне нужно позаботиться о том хаосе, что наверху. Ребятам следует сразу дать понять, что здесь у нас дисциплина. А ты пока затаись, вполне может статься, что сюда забредет кто-нибудь из команды. Когда судно отчалит и у ребят начнется первое похмелье, мы посмотрим, что делать дальше. А пока подготовь себя для меня…
На прощание он ущипнул Глорию за щеку и скрылся в коридоре. Глория не верила своему счастью. Собственная каюта! Больше никаких вонючих мужских тел ночью, никакого храпа… Может, ей удастся спокойно раздеться и помыться как следует.
Она разложила одеяла на полу, свернулась под одним из них калачиком и уснула, счастливая и довольная. Когда она проснется, судно будет уже на пути в Австралию, почти совсем дома…
Однако когда она проснулась, начался ад.
Стюарду не нравилось овладевать женщиной обычным образом. В первую же ночь на борту он дал Глории прочувствовать на собственном опыте то, что Дженни называла «другими видами любви».
— Мы все это не любим, — говорила светловолосая проститутка. — Но почти никто не может позволить себе сказать «нет». Только настаивай на дополнительной плате, даже если они будут говорить тебе, что соседская Сьюзи делает это за бесплатно. Мы в этом отношении солидарны — в обычную цену это не входит.
Глорию никто не спрашивал. И она мысленно поблагодарила про себя Дженни за то, что та просветила ее. А потом, зная, что ее ждет, стоически вынесла все. Она пыталась не обращать внимания на боль и думать о чем-нибудь другом, пока мужчина трудился на ней. В какой-то момент ей удалось перенестись в загон для стрижки овец в Киворд-Стейшн. Блеяние овец заглушило доносившееся снаружи бормотание китайцев. Пронзительный ланолиновый запах шерсти перекрыл вонь от пота стюарда, пока Глория считала овец, с которыми стригали уже закончили. Она думала о стрижке со смешанными чувствами. Раньше она не тратила времени на размышления о страхе, который испытывают животные: их грубо бросали на спину и быстро, но без всякой нежности лишали шерсти. Теперь, когда этот незнакомец прижимал ее, беспомощную, к полу, Глория почувствовала себя ближе к овцам, чем к стригалям.
— Послушная девочка, — похвалил стюард, когда наконец слез с нее. — Тот парень в Кантоне говорил правду. Знаешь немного, но не сопротивляешься. А теперь выспись, сегодня ночью все будут заняты собой. Завтра приступишь к работе…
