Дороти Гарлок - Любовь и нежность
Он достал из мешка оловянную кружку, набрал в ручье воды и поставил греться на плоский камень у самого огня.
Чериш глядела на Слоуна и гадала, чего можно ждать от этого человека. Он вперил в девушку испытующий взгляд и прочитал глубокое отчаяние в самой глубине ее глаз.
Молчание становилось напряженным, и Чериш почувствовала, что почти не выносит этого взгляда.
— Есть у тебя кто-нибудь? Мужчина… семья, куда ты можешь вернуться? — Сузившиеся глаза Слоуна, казалось, сверлили лицо девушки.
Она что-то тихо промямлила и покачала головой.
— Так есть или нет? — настойчиво повторил он свой вопрос.
— Мы с братом — его зовут Рой — отправились в Хэрротсберг на поселение. — У Чериш задрожал подбородок; она вытерла глаза краешком юбки и продолжала:
— В пути мы повстречали семью Бергессов и дальше шли с ними. Четыре или пять дней назад Рой отправился на разведку, он надеялся найти другой лагерь… Он не вернулся.
Она боялась и думать о том, что Рой бросил ее, и что она никогда больше его не увидит. Вместо этого Чериш сказала:
— У меня есть только Рой и дальние родственники в Вирджинии, которых я никогда не видела.
Мужчина кивнул. Чериш показалось, что он хотел что-то сказать, но промолчал и продолжал готовить ужин.
Мясо было прекрасным, и Чериш ела с аппетитом. Лицо Слоуна смягчилось, когда он взглянул на нее, но на улыбку девушки он не ответил. Она поняла это по-своему и ела молча, стараясь на него не смотреть.
Закончив ужин, Слоун положил целого кролика поодаль. Браун не шелохнувшись следил за каждым его движением, но есть отправился только тогда, когда услышал приказ хозяина.
Оставив пса насыщаться, Слоун принес от ручья полуразделанные тушки и повесил их над слабым огнем, а в середину снова поставил греться воду в кружке.
— Этой водой вымоем тебе ноги. Нельзя, чтобы раны начали гноиться.
— Зачем так много мяса? — спросила она, указывая на коптящиеся тушки.
— Я рассчитываю, что этого нам хватит дня на два пути, может быть, больше, если все обернется удачно. Если эти припасы кончатся, придется ставить капканы или обходиться сушеным мясом, что у меня еще осталось. Не хотелось бы стрелять, ведь мы двинемся вглубь индейской территории.
Сердце у Чериш запрыгало от радости. Он ведь сказал «мы», значит, он берет ее с собой до Огайо!
Когда мясо было готово, уже совсем стемнело. Закончив укладывать припасы, Слоун взял кружку и подошел к Чериш. Он все делал так, как будто ухаживал за ребенком. Как само собой разумеющееся, он положил ноги девушки себе на колени и стал внимательно осматривать ее раны.
Как непривычно ощущать доброе человеческое тепло, бескорыстную заботу. Она зачарованно смотрела, как оранжевые отсветы огня играют на его лице, и не могла оторвать взгляда от головы, склонившейся над ее израненными ногами. Девушка инстинктивно попыталась отклониться. Он как будто этого не заметил, достал из мешка жестянку и, придерживая ее колени, стал чистить раны.
— Ну а теперь, — сказал он, поглядев на нее в первый раз после начала процедуры, — нам нужна чистая повязка. Твоя рубашка как раз подойдет.
— Нет! — вскрикнула она.
— Да-да, — возразил он, порылся в ее вещах, вытащил рубашку и оторвал от подола несколько узких полосок.
Увидев, как мужские руки перебирают ее нижнее белье, Чериш покраснела от смущения. Она глубоко вздохнула и зажмурилась. Девушке послышалось, будто он посмеивается, и тут она разозлилась, широко раскрыла глаза и обиженно крикнула:
— Вы не смеете насмехаться надо мной!
— Ого! Даже у котенка есть когти, — с добродушной усмешкой заметил Слоун.
— Я просто не люблю, когда надо мной смеются, — сказала она холодно, радуясь, что он не может заметить в сумраке ее покрасневшее, как мак, лицо.
— Примите мои извинения, мисс Райли, и расскажите о себе, пока я буду шить для вас обувь.
Он достал шкурку и наметил что-то ножом, сначала померив ногу девушки.
Чериш сидела молча, стесняясь начать.
— Ну, давай, расскажи мне о своей жизни.
— А что, собственно, вы хотите узнать? — Она с трудом подбирала слова, они как будто застревали в горле.
— Расскажи о своем доме в Вирджинии. Ты жила в горах?
— В долине, у подножия горы, — ответила она, — в хижине с большим каменным очагом. А позади нее тек ручеек, и росли цветы. Я не хотела расставаться с нашим домом, но когда папа умер, Рой не смог получить права на наследство. Вот он и решил добраться до Кентукки. У него не было выбора, и Рой взял меня с собой. — А потом слова полились рекой. Чериш удивило, с какой легкостью она рассказывает Слоуну то, чего не открыла бы никому другому. Она поведала ему о своей матери, которая родилась в знатной семье, но полюбила ее отца, простого фермера, и вышла за него замуж. Мать научила Чериш читать и писать, вести себя как настоящая леди. Она умерла, когда девочке было всего десять лет, и на худенькие плечики легло все домашнее хозяйство.
Когда Чериш стала рассказывать о семье Бергесс, о том, как Рой не вернулся, отправившись на поиски другого лагеря, голос ее дрожал. Она вспомнила, как волновалась, когда брат долго не возвращался. Как подслушала разговор между Джессом Бергессом и охотниками и решила убежать от рабства.
И наконец, набралась смелости, чтобы задать страшивший ее вопрос:
— Вчера было пять дней, как ушел Рой. Думаете, он погиб?
Вместо ответа Слоун покопался в мешке, достал оттуда кожаный кошелек и кинул его девушке на колени. Она почувствовала тяжесть и услышала звон монет.
— Эта вещь могла принадлежать твоему брату? — спросил Слоун.
— Да, но почему… — Она подняла голову и внимательно посмотрела на него.
— Я сама сшила для него этот кошелек. Где вы нашли его? — Взгляд девушки стал испуганным.
Слоун подошел и взял ее руки. Обе они уместились в его большой ладони.
— Я нашел это у человека, которого похоронил вчера, — сказал он, участливо глядя ей в глаза. — Я обнаружил его труп в реке. Судя по всему, он пытался переправиться на другой берег, но его плот перевернулся. Он либо погиб от удара по голове, либо потерял сознание и захлебнулся.
У Чериш задрожали губы, глаза наполнились слезами. Слоун обнял плачущую девушку и привлек ее к себе.
— Прости, милая, мне очень жаль, — только и смог он сказать.
Чериш зарыдала. Она оплакивала своего молодого безрассудного брата, свой маленький домик в Вирджинии, отца и мать. Она плакала потому, что осталась на свете одна-одинешенька.
Костер догорал, а они оставались все в той же позе. Было так странно сидеть здесь, в объятиях человека, с которым она познакомилась только сегодня утром. Удивительно, почему именно с этим молчаливым незнакомцем она чувствовала себя так надежно, как никогда в жизни.
