Виктория Холт - Пленница
— Ясно.
На его лице появилось выражение, которое можно было бы назвать почти проказливым, хотя в его случае оно указывало лишь на снисходительную осведомленность.
— Я вижу, тебя интересуют мумии.
— Да, — кивнула я. — Это просто невероятно… Трудно поверить в то, что это останки людей, живших за тысячи лет до нас.
— Я счастлив, что тебя интересует Древний Египет. Пойдем со мной.
Вслед за ним я подошла к Фелисити и Джеймсу.
— Я забираю Розетту к себе в кабинет, — сообщил он им. — Что если вы присоединитесь к нам, скажем, через час?
— С удовольствием, сэр, — ответил Джеймс.
Я поняла замысел отца. Он решил предоставить им возможность побыть немного наедине. Забавно было видеть его в роли Купидона.
Он привел меня в свой кабинет. Я оказалась здесь впервые. Вдоль стен от пола и до самого потолка стояли полки с книгами. Кроме того, в комнате было несколько застекленных шкафчиков с различными предметами, среди которых преобладали камни с высеченными на них иероглифами и замысловатыми изображениями.
— Ты впервые видишь, где я работаю, — произнес отец.
— Да, папа.
— Меня радует твой интерес. Мы тут занимаемся удивительными вещами. Если бы ты была мальчиком, я бы хотел, чтобы ты пошла по моим стопам.
Я почувствовала, что должна вступиться за свой пол.
— Но мама… — начала я.
— Она исключительная женщина.
Ну конечно, на исключительность я претендовать не могла. Я провела свое счастливое детство под лестницей, в окружении людей, которые развлекали и любили меня, дарили мне чувство защищенности. С ними я была вполне довольна своей судьбой.
Напряжение, неизбежно сопровождавшее каждую нашу встречу, нарастало. Чтобы скрыть смущение, отец пустился в пространные описания процесса бальзамирования. Я слушала его, затаив дыхание, с трудом веря в то, что я слушаю своего отца, находясь в стенах Британского музея.
Спустя некоторое время к нам присоединились Фелисити и Джеймс Графтон. Утро выдалось очень необычным, но к этому времени я уже отчетливо понимала, что меня ожидают скорые перемены.
* * *Немного погодя Фелисити обручилась с Джеймсом Графтоном. Это событие взволновало и встревожило меня. Мне было приятно видеть Фелисити счастливой и знать, что ее будущее теперь обеспечено, хотя я не вполне все понимала, пока это не пояснила миссис Харлоу.
Однако оставался тревожащий меня вопрос: что теперь будет со мной?
Мои родители интересовались мной все больше, что само по себе приводило меня в замешательство. Это объяснялось тем, что отец обнаружил мой интерес к экспонатам египетского зала Британского музея. Побеседовав со мной в своем кабинете, он убедился в том, что я не такая уж невежда, как они полагали. Оказалось, у меня в голове есть мозги, пусть даже они и не использовались столько лет, и это позволяло надеяться на то, что я смогу стать такой же, как мои родители.
Свадьба Фелисити была назначена на март будущего года. Я отпраздновала свой тринадцатый день рождения. Фелисити предстояло покинуть наш дом за неделю до свадьбы, когда она планировала переселиться в дом профессора Уиллса, ответственного за ее появление в моей жизни, и уже оттуда выйти замуж.
Со временем они с Джеймсом планировали поселиться в Оксфорде, где Джеймс преподавал в университете. Никто, похоже, не понимал, что теперь делать со мной, и какое направление выбрать для моего дальнейшего образования.
Получив от дяди в подарок некоторую сумму, Фелисити наконец-то смогла пополнить свой скудный гардероб. Я вместе с ней окунулась в это увлекательное занятие, ни на минуту, впрочем, не упуская из виду огромный вопросительный знак, стоявший на моем будущем, и не забывая о той пустоте, которая неизбежно должна была образоваться в моей жизни с отъездом Фелисити.
Я пыталась понять, как я буду жить без нее. Она стала частью моей жизни и была мне ближе всех остальных. Наймут ли для меня другую гувернантку, более традиционную, которая начнет ссориться с миссис Харлоу и всеми остальными? Существовала лишь одна Фелисити, и мне посчастливилось на столько лет получить ее в свое полное распоряжение. Но что толку размышлять о былом везении, если у тебя собираются отнять его источник? Поэтому подобные мысли меня ничуть не утешали, а будущее казалось туманным и неопределенным.
Недели за три до свадьбы родители пригласили меня для беседы.
Со времени встречи с отцом в Британском музее наши отношения начали неуловимо меняться. Родители, несомненно, заинтересовались мной, и хотя я всегда говорила себе, что свободно могу обходиться и без их внимания, мне было приятно, что я его в конце концов заполучила.
— Розетта, — произнесла мама. — Мы с твоим отцом решили, что тебе пора отправиться в школу.
Это не стало для меня неожиданностью. Мы с Фелисити обсуждали такую возможность.
— Это было бы лучше всего, — говорила она мне. — Гувернантки хороши до определенного момента, но в школе ты получишь возможность общаться со своими ровесницами. Тебе это понравится.
Я не могла поверить в то, что после разлуки с домом мне понравится хоть что-то, о чем я не преминула ей сообщить.
Она крепко обняла меня.
— У тебя будут каникулы, и ты сможешь приезжать к нам в гости.
Так что к подобному повороту событий я была готова.
— Грешэм — прекрасная школа, — заговорил отец. — О ней все очень хорошо отзываются, и я думаю, она тебе подойдет.
— Ты приступишь к занятиям в сентябре, в начале нового семестра, — добавила мама. — Это значит, что у тебя есть время хорошенько подготовиться. Кроме того, нам предстоит решить, как быть с нянюшкой Поллок.
Нянюшка Поллок! Значит, я и ее потеряю! Это известие меня чрезвычайно опечалило. Я вспомнила ее любящие руки, ласковые слова, которые она часто шептала мне на ухо, заботу, которой она меня окружала.
— Мы дадим ей отличную рекомендацию, — пообещала мама.
— Она просто молодец, — добавил отец.
Единственным человеком, который радостно ожидал перемен, была Фелисити. «Нет худа без добра», — как любил повторять мистер Долланд.
Но я всей душой ненавидела предстоящие перемены.
* * *Эти недели пролетели слишком быстро. Каждое утро, просыпаясь, я чувствовала, что от тревоги у меня сосет под ложечкой. Будущее надвигалось на меня угрожающей бесформенной громадой. Моя жизнь слишком долго была спокойной и безмятежной.
Нянюшка Поллок тоже загрустила.
— Так всегда бывает, — сокрушалась она. — Птенцы вырастают. Ты заботишься о них, как о своих собственных детях, но приходит время, и ты видишь, что они уже взрослые. Они уже не милые крошки, и они не твои.
