Джози Литтон - Фонтан мечты
– Скажите ему, что я ваша сестра! – крикнула ему вслед Амелия, но, едва она опустилась на кровать с пуховой периной, тело ее обмякло и ей стало совершенно все равно, что он скажет хозяину гостиницы.
Она слышала, как он засмеялся, выходя из комнаты. Когда она пришла в себя, было уже утро.
Не может быть! Не могла она проспать всю ночь как убитая, зная, как переживают за нее близкие, зная, как важно немедленно вернуться в Лондон, осознавая всю двусмысленность своего положения.
И тем не менее она без сновидений проспала до утра.
Выругавшись так, что братья ее, если бы услышали, втайне восхитились бы виртуозности ее обращения с ненормативной лексикой, Амелия соскочила с постели. Она была уже почти у выхода, когда дверь внезапно открылась и на пороге появилась женщина деревенского вида с седым пучком волос на затылке и суровыми, лишенными какой бы то ни было женственной привлекательности чертами лица.
– Вы уже встали? Господин меня предупредил, что, возможно, вы проснулись.
Амелия тщетно пыталась найти вразумительное объяснение своему здесь пребыванию. Она понимала, что эта суровая старуха не слишком высокого мнения о ней.
– Я должна уехать отсюда. Мне надо в Лондон.
– Как скажете. Но сначала вам надо умыться, – старуха окинула Амелию оценивающим взглядом, – и одеться. Меня зовут госпожа Портер. Мы с мужем владеем этой гостиницей и следим за тем, чтобы жильцы вели себя прилично. Вам это знать не помешает.
Амелия еще раздумывала, что ответить, когда госпожа Портер отошла в сторону, пропуская девушку с ведром горячей воды, от которой поднимался пар. Потом последовала чашка чая, благословенного горячего и крепкого чая, прогнавшего остатки сонной одури. А после чая – чудо из чудес! – Амелии принесли платье.
Конечно, не такое платье, которое она могла бы отыскать в своем богатом гардеробе, но вполне приличное платье, если не считать цвета – тускло-коричневого. Вместе с платьем ей принесли пару поношенных туфель, деревенских, грубых, но вполне пригодных для ходьбы. Они, как и платье, были неброского и практичного коричневого цвета.
– У дочери взяла, – сказала миссис Портер. – Платье может быть коротковато, и туфли слегка тесноваты, но, думаю, и такие сгодятся.
– Спасибо, – искренне поблагодарила Амелия.
Приятно наконец надеть платье и обувь, особенно когда одежда сухая и теплая. Как мало порой нужно человеку для счастья! Последние несколько часов заставили Амелию по-новому взглянуть на ту сторону жизни, которой она раньше совсем не придавала значения.
– Тот джентльмен, – осторожно начала Амелия.
– Мистер Вулфсон ждет вас внизу.
– Мистер Вулфсон?
– А вы не знали, как его зовут?
– Видите ли, я нуждалась в помощи, и он...
– Он нам все рассказал. Ну, довольно. Он вас ждет.
Разумеется, неприлично заставлять ждать господина, который оплачивает счета какой-то оборванки. Амелия не была в обиде на миссис Портер за то, что та напомнила ей о благопристойности. Амелия спустилась в холл, который в этот час уже опустел, – путешественники успели покинуть гостиницу.
В холле был один лишь мистер Вулфсон.
– Вы выглядите лучше, – сказал он, обернувшись к ней. Он стоял, облокотившись о полированную дубовую столешницу стойки. Мистер Вулфсон не рассматривал ее исподтишка. Он разглядывал ее вполне открыто. Амелия, несмотря на некоторое чувство неловкости, которое она тщетно попыталась скрыть, ответила ему той же монетой.
Он был таким, каким она его помнила, только еще более впечатляющим, – высокий, с резкими, рублеными чертами лица, казавшийся дикарем, несмотря на то что, наряд его был вполне приличен и не лишен элегантности. Сшитые из отличной шерсти, и брюки его, и куртка были пригнаны точно по фигуре, к которой трудно было придраться. Одет он был исключительно в серо-черных тонах, если не считать ослепительно белой рубашки. И эта строгость ему очень шла.
В животе у нее творилось что-то непонятное. Должно быть, оттого, что она слишком быстро проглотила чай.
– Я не собиралась спать, – сказала она и, вспомнив, что она принцесса, получившая достойное воспитание, добавила: – Мне сообщили, что вас зовут Вулфсон. Приношу извинения за то, что не узнала вашего имени, и хочу выразить вам благодарность за помощь, мистер Вулфсон. Я непременно сообщу близким, что это вы мне помогли.
В уголках его глаз собрались морщинки.
– Должен сказать, что вы отменно исполняете свою роль. Так мы едем, или вы вначале хотите позавтракать?
– Я бы предпочла ехать, – словно не замечая иронии, ответила Амелия. – Мои близкие вне себя от тревоги.
– Тогда в Лондон. – Он отошел от барной стойки, за которой пил кофе. – Так мне забросить вас в первый же попавшийся дворец?
– Как пожелаете.
– Вы меня разочаровываете. Я было понадеялся, что вы представите меня членам своей семьи.
Он продолжал думать, что она врет. Ну что же, тем сильнее он удивится, когда узнает, что она говорит правду.
– В Мейфэр, – сказала она.
В это время дорога в Лондон была забита телегами, повозками, всадниками и пешеходами. От вчерашнего дождя не осталось и следа. Но если бы дороги и не успели подсохнуть, особой роли это не сыграло бы. Гостиница располагалась на перекрестке двух дорог, по одной из которых, старой, грунтовой, Амелия брела ночью, а вторая – новая, мощеная, была из тех, которой дождь не страшен.
– Вижу, мистер Макадам постарался, – сказала Амелия просто так, чтобы отвлечься и не выглядеть глупо: ведь все ее усилия были направлены на то, чтобы не выдать волнения от того, что она была тесно прижата к худому мускулистому телу. Но куда деться от этого, если они вдвоем сидели верхом на его черном коне?
– Это вы про того шотландца, который решил все и вся вымостить?
– А разве это не шаг в направлении прогресса?
– Слишком хорошо тоже не хорошо.
Его ответ вновь навел ее на мысль о том, что этот человек – один из пионеров освоения нового континента, о которых она так много читала. Говорят, они чувствуют себя стесненными, даже если заметят дымок в трубе соседа, вздумавшего обосноваться на расстоянии нескольких миль от них. Может, ей так казалось просто из-за усталости, вызванной беспокойной ночью, но она ощущала какое-то беспокойство по отношению к этому мужчине.
– Вы так мне и не сказали, где вы жили в Америке.
– Там и сям.
– Вначале там, потом сям, или наоборот?
Он чуть крепче приобнял ее за талию, и это объятие показалось ей мучительно приятным.