Барбара Картленд - Флирт
Вид был настолько прекрасен, что она с трудом заставила себя оторваться от окна и спросить служанку:
— Должна ли я вернуться к ее сиятельству, когда разложу багаж и переоденусь?
Служанка с некоторым снисхождением кивнула и вышла из комнаты.
Она завидует, сказала сама себе Анцелла, ибо знала, что все горничные ненавидят сиделок и вообще чужих людей, от которых исходит угроза их влиянию в доме. Возможно, позже она меня и полюбит, подумала Анцелла и вновь подошла к окну. Но неожиданно раздался стук в дверь, и в комнату вошли двое слуг с вещами и пожилой мужчина.
Она сразу поняла, что это русский: он был почти уродлив, а огромная, лысая, яйцеподобная голова, выдающиеся вперед скулы и глубоко посаженные глаза придавали ему угрожающий вид.
Казалось, мужчина всего лишь наблюдает за слугами и раздает им приказания. А между тем он все время присматривался к Анцелле: она чувствовала его оценивающий взгляд, в котором были нахальство и дерзость.
Слуги расстегнули ремни на чемоданах и вытянулись у порога. Лысый спросил по-французски:
— Все ли доставлено из того, что вы привезли с собой?
Голос его звучал хрипло, и вообще в этом человеке было что-то отталкивающее.
— Благодарю вас, все, — бросила Анцелла.
— Если вам что-нибудь понадобится, прошу обращаться ко мне. Меня зовут Борис.
— Спасибо.
Анцелла старалась заглянуть ему в глаза, чтобы понять, что же нужно этому человеку, почему он силится нагнать на нее страху. С минуту они смотрели друг на друга, прежде чем Борис отвел взгляд.
Выходя, он опередил обоих слуг, и тот, что шел последним, закрыл за собою дверь.
«Какой страшный человек», — подумала Анцелла.
Не понимая причины, она тем не менее угадывала в нем что-то зловещее, опасное, такое, чего объяснить пока не могла.
Глава 2
Анцелла сменила платье, помогла молоденькой горничной-француженке распаковать вещи, развесить одежду, после чего направилась на половину княгини.
Когда подошла к двери и постучалась, ей открыла уже знакомая пожилая служанка.
Она взглянула на Анцеллу с такой враждебностью, что та поспешила с объяснениями:
— Мадам просила меня вернуться, как только я переоденусь. Думаю, она хочет со мной поговорить.
— Она занята, — сухо ответила служанка. Впервые Анцелла услышала ее голос. Она говорила по-французски с провинциальным акцентом, слегка нараспев, и это наводило на мысль, что служанка, видимо, состоит при княгине уже давно и наверняка много лет провела в России.
Анцелла знала, что в обычае российской аристократии держать французских горничных, французских гувернанток для воспитания детей и обучения их французскому языку. Иными словами, в Санкт-Петербурге языком «избранных» был французский, и Анцелла, направляясь к своему месту службы, не опасалась трудностей в общении с будущей хозяйкой. Она была уверена, что княгиня в силу привычки будет разговаривать по-французски не только с нею, но и со своими близкими.
Однако она недооценила языковые способности русских и сейчас вынуждена была признать, что ей следовало предвидеть и то, насколько свободно княгиня могла владеть английским. Отец всегда подчеркивал, что русские — очень образованные люди.
— Они могут быть неотесанными в отношениях со своими дворовыми и людьми из низших слоев, — сказал он однажды, — но те, кто предрасположен к наукам, образованы основательно, и среди них есть множество мужчин и женщин весьма высокой культуры.
Никогда до этого Анцелла не сталкивалась с русскими, и сейчас, чем больше она думала о княгине, тем более эксцентричной та ей казалась. Ну зачем, спрашивается, преклонных лет женщине носить такое количество драгоценностей? А вилла! Да это же предел мечтаний! Даже в спальне Анцеллы мебель скорее напоминала музейные экспонаты, а в покоях княгини, в холле и в коридоре глаз радовали совершенные образцы в стиле Буля с интарсией. Именно поэтому Анцелла была уверена, что и картины на стенах — подлинные шедевры. Она уже знала, что найдет время ознакомиться с ними основательно.
Пока же она обратилась к служанке:
— Может быть, мне следует вернуться к себе?
— Нет, прошу обождать, мадемуазель, — ответила служанка. — La gitane скоро выйдет.
Глаза Анцеллы округлились от удивления.
По-французски la gitane означало «цыганка», и девушка подумала, что, должно быть, ослышалась. С какой стати княгиня уединяется в своей спальне с цыганкой? Ведь во Франции, так же как и в Испании, и многих других европейских странах, цыган считают отбросами общества.
Служанка заметила ее удивление.
— Ты еще узнаешь, что удача здесь — самое первое дело, — не очень-то вразумительно сказала она.
— Княгиня играет в азартные игры? — спросила Анцелла.
— Все узнаешь в свое время, — пробурчала в ответ горничная.
Анцелле сделалось стыдно: Господи, что же это она болтает со служанкой? В то же время ее снедало любопытство.
— Скажи, как тебя зовут? — спросила она просто, без тени превосходства.
— Мария, — ответила служанка.
Анцелла улыбнулась.
— Надеюсь, ты мне поможешь, Мария. Роль, отведенная мне здесь, для меня нова, и без твоей помощи я могу наделать много ошибок.
Анцелла заметила, как с лица служанки сходит выражение агрессивной подозрительности.
— Ты слишком молода, — сказала она, немного помолчав.
— Знаю, — обезоруживающе улыбнулась Анцелла, — но я должна с чего-то начинать.
Казалось, что по лицу Марии скользнула едва уловимая улыбка.
— Ты просто должна делать то, что пожелает ее сиятельство. Это все, чего она от тебя ждет.
— Надеюсь, смогу все исполнить, — ответила Анцелла. — В конце концов, мне за это платят.
Мария бросила взгляд на дверь княгини: та по-прежнему оставалась закрытой. Тогда она отворила другую дверь.
— Мадемуазель может обождать в моей комнате. Цыганка здесь долго не пробудет. Умчится, как только получит деньги.
— Княгиня всегда с нею советуется? — спросила Анцелла.
— С нею, как и со многими другими шарлатанами, — ответила Мария. — Они вьются вокруг нее, будто стая гарпий.
Она произнесла это с таким презрением в голосе, что Анцелла едва сдержала смех. В тот момент, когда она собиралась задать следующий вопрос, раздалось пение золотого колокольчика, и Мария поспешила к распахнувшейся двери. Анцелла увидела смуглую цыганку с большими кольцами в ушах и красной косынке на голове, обвешанную бренчащими золотыми цепочками. Та направилась в холл, где ее ожидал Борис, чтобы проводить до парадного.
