Элоиза Джеймс - Поцелуй герцога
— Нет. — Джорджиана чуть помедлила. — По крайней мере пока. Он похож на щенка.
— Не думаю, что к завтрашнему вечеру он повзрослеет.
Щенок — подходящее прозвище для Руперта, ведь ему исполнилось восемнадцать лет всего неделю назад. Оливия вечно будет упрекать отца за то, что он женился раньше герцога, а затем сразу же принялся производить потомство.
Ужасно быть двадцатитрехлетней женщиной, помолвленной с восемнадцатилетним пареньком. Особенно с таким неопытным.
За ужином перед балом Руперт болтал о том, что слава семьи зависит от его поведения на поле боя, хотя все прекрасно понимали: его даже близко туда не подпустят. Возможно, Руперт и отправлялся на войну, но он был потомком герцога. И более того — единственным наследником, поэтому его надлежало беречь. Возможно, его отправят в другую страну. Оливия удивилась, что отец Руперта вообще позволил ему покинуть Англию.
— Тебе придется взять дело в свои руки, — продолжила Джорджиана. — И сделать все самой.
Оливия ссутулилась на диване. Конечно, она знала, что когда-то им с Рупертом предстоит лечь в постель. Однако она представляла, что это произойдет в темноте, где незаметно, что Руперт на голову ниже Оливии и на целый стоун легче. Если же их запрут в библиотеке, все будет совершенно иначе.
— У тебя есть одно преимущество, — добавила сестра. — Мужчины любят пышных женщин.
— Я этого не замечала. Возможно, только если речь идет о Мелчетте, новом лакее с прекрасными плечами.
— Ты не должна разглядывать лакея, — чопорно произнесла Джорджиана.
— Это он меня разглядывает. Я просто наблюдательна. Как ты думаешь, почему мы до сих пор не женаты? — спросила Оливия, подбирая ноги под себя. — Знаю, нам пришлось ждать, пока Руперту исполнится восемнадцать, но откровенно говоря, мы могли бы пожениться, когда он только перестал носить подгузники. Или по крайней мере покинул детскую. Вряд ли он когда-нибудь повзрослеет в общепринятом смысле этого слова. Зачем тогда нужна помолвка? Почему сразу не свадьба?
— Думаю, Руперт не хочет жениться.
— Почему? Конечно, я не подарок. Но ему вряд ли удастся пойти наперекор желаниям отца. Не думаю, что это входит в его планы. В нем нет мятежного духа.
— Ни один мужчина не желает жениться на женщине, выбранной для него отцом. Вообще-то женщины тоже этого не хотят, вспомни Джулиет.
— Джулиет Фолсбери? А кого ей выбрал отец? Я лишь помню, что она сбежала с садовником, которого называла Лонгфелло.
— «Ромео и Джульетта», глупышка!
— У Шекспира нет ни одного произведения, напоминающего мою жизнь, — возразила Оливия. — Конечно, если случайно не обнаружат давно утерянную трагедию «Много шума из-за Оливии и дурака». Руперт не похож на Ромео. У него не было ни малейшего намерения разорвать нашу помолвку.
— В таком случае он считает себя слишком молодым для женитьбы. Ему хочется погулять в волю.
Они обе на мгновение замолчали, пытаясь мысленно вообразить юношеские увлечения Руперта.
— Трудно представить, правда? — наконец произнесла Оливия. — Руперт, развлекающийся в постели.
— Ты и не должна этого представлять, — слабо возразила Джорджиана.
— Прибереги свою утомительную добродетельность для тех, кому она интересна, — спокойно посоветовала Оливия. — Думаешь, Руперт знает, как этим занимаются?
— Возможно, он надеется, что, вернувшись из Франции, будет на дюйм или два выше.
— Поверь, мне часто снятся кошмары, как мы идем к алтарю в соборе Святого Павла. — Оливия поежилась. — Мать заставит меня надеть свадебное платье, украшенное пышными оборками из тюля, так что я буду вдвое выше и толще своего жениха. Рядом с Рупертом будет семенить его нелепая маленькая собачка, и все обязательно заметят, что даже у нее талия тоньше, чем у меня.
— Я займусь мамой, когда дело дойдет до твоего платья, — пообещала Джорджиана. — Но нам лучше поговорить о твоем завтрашнем соблазнении.
— Осторожнее, Джорджи! Ты говоришь языком этого пагубного «Зеркала», даже когда мы наедине.
— Завтрашний день будет для тебя испытанием, как уборка авгиевых конюшен для Геркулеса.
— Я бы предпочла убирать навоз в конюшне, чем соблазнять мужчину, который на голову ниже меня и весит не больше пушинки чертополоха.
— Предложи ему выпить. Помнишь, как няня Ладцл боялась мужчин, которые пьют? Она называла их яростными сатирами.
— Руперт — яростный сатир, — задумчиво произнесла Оливия. — Я так и вижу, как он скачет по лесу на маленьких резвых копытцах.
— С копытцами он будет выглядеть необычно. Особенно если у него будет еще и бородка. У сатиров она всегда есть.
— С этим у Руперта проблемы. Сегодня вечером я солгала ему, что поражена его попытками отрастить усы. А разве у сатиров нет маленьких рожек?
— Да, и еще хвосты.
— Хвост может придать Руперту дьявольский вид, как тем повесам, которые, по слухам, переспали с половиной женщин из высшего общества. Возможно, завтра вечером я попытаюсь представить его с этими атрибутами.
— Ты начнешь смеяться, — предупредила Джорджиана. — Нельзя смеяться над мужем в моменты близости. Это может его отпугнуть.
— Во-первых, он мне не муж. А во-вторых, над Рупертом можно или смеяться, или плакать. Когда мы сегодня танцевали, я спросила, что думает отец о его стремлении добиться славы, и он остановился посреди зала и объявил: «Утка может коснуться крыльями орла, но какая от этого польза!» А потом взмахнул рукой и снес парик леди Танстолл.
— Я видела, — сказала Джорджиана. — Из угла комнаты мне показалось, будто она устроила ненужную суматоху, это привлекло к ней еще больше внимания.
— Руперт отдал ей парик и очаровательно произнес, что она совершенно не похожа на лысую, и он бы никогда этого не заметил.
Джорджиана кивнула.
— Волнующий момент для нее. Хотя я ничего не поняла насчет утки.
— И никто не понял. Жизнь с Рупертом будет нескончаемым весельем в попытках угадать, что же он имел в виду.
— Может быть, он говорил о герцоге? — предположила Джорджиана. — Похоже, Руперт представляет себя орлом. Лично мне он больше напоминает утку.
— Потому что крякает? Только он один мог представить себя орлом. — Оливия встала и позвонила. — Думаю, надлежит помнить — вот еще одно глупое словечко для тебя, Джорджи, — что сегодня вечером мне предлагают сблизиться с уткой в библиотеке отца. И похоже, ничто лучше не опишет моих взаимоотношений с родителями.
Джорджиана хмыкнула.
Оливия погрозила ей пальцем.
— Очень вульгарный звук, миледи.
Глава 4 То, что высечено на сердце мужчины (или женщины)
