Сандра Паретти - Роза и меч
За дверью послышались шаги. Габриэла схватила Каролину за руку.
– Пошли, он не должен видеть тебя здесь. – Она потащила подругу в соседнюю библиотеку, стены которой были задрапированы черным шелком.
Габриэла потянулась к полке справа от камина. Неожиданно и совершенно беззвучно открылась дверь.
Свеча в руке Каролины затрепетала на сквозняке.
– Как ты это обнаружила? – Каролина невольно перешла на шепот.
– Он сам мне ее показал. Как-то я искала его тут, в библиотеке. Я знала, что он должен быть здесь, он каждый день запирается на час.
– А куда ведет этот ход?
– В подвал соседнего дома, который он снял и который давно пустует. Пошли! Там ты еще больше увидишь.
Каменные ступеньки уходили круто вниз, потом проход свернул, и они оказались перед массивной железной решеткой, глубоко уходящей в каменный свод. Еще пара ступенек – и они стояли в большом подземелье. Свет закопченной лампы, фитиль которой плавал в мутном масле, освещал грубо отесанные камни стен. В центре подземелья Каролина увидела гильотину, начищенную до блеска, будто ее только что подготовили к очередной казни. Каролина смотрела на гильотину широко раскрытыми глазами. Зачем держать ее у себя в подземелье? Фуше приковал себя к ней, как каторжник к галере! Эта гильотина была жуткой тенью, осеняющей его жизнь, кошмаром его ночей. Каролина с содроганием подошла поближе. На деревянной скамеечке, на которую приговоренные становились коленями, было выжжено: «Лион, 1793». Да ведь это тот самый год и тот самый город, где была страшная бойня по приказу Фуше!
Из темной ниши под лестницей донесся стон. Каролину настолько сковал страх, что она не могла сдвинуться с места, когда с соломенного тюфяка поднялась приземистая мужская фигура и направилась к ней. Его длинные спутанные волосы и борода были белесыми, многолетние грязь и пот настолько въелись в грубую рубаху, что она стала бурого цвета, как запекшаяся кровь.
Каролина отпрянула, но мужчина был напуган еще больше. Его глаза блуждали тупо и беспокойно. Он замахал руками в воздухе, обороняясь от невидимых врагов.
– Нет, нет! Еще не время палача! На сегодня и так хватит… – Он закачался, и опустившись на колени, затрясся в судорожных рыданиях без слез – старый человек, преследуемый призраками.
Какая-то сила подвела Каролину к нему. Он поднял голову. На секунду показалось, что путы гипнотического плена слабеют. В исковерканных страшным ремеслом чертах его лица, в безумных глазах вспыхнуло что-то человеческое.
– Говори! – приказала Каролина.
Она видела, что внутри у него идет тяжкая борьба, и уже верила, что он может заговорить, сбросить тайные оковы, терзавшие его душу. Следуя своей интуиции, она повторила:
– Говори! Это тебя освободит!
– Освободит…
Его отвыкшие говорить губы исторгли искаженное слово; какое-то время он вслушивался в его звучание, но потом лицо его вновь погасло. Он поднялся с колен и, не обращая внимания на женщин, взял свои тряпки и начал полировать ими широкое сверкающее лезвие гильотины.
Не в состоянии произнести ни слова, они пошли дальше. Возле низкой двери они остановились. Это был выход на улицу из соседнего с дворцом Фуше дома. Габриэла приоткрыла дверь. Снаружи ждал экипаж.
– Теперь ты понимаешь, – на прощание сказала Габриэла, – что я имела в виду, когда говорила, что мне его жалко…
– Да, – кивнула Каролина. – Он всегда был победителем, всех обыграл, всех пережил, но одно недоступно и ему – победить призраков.
27
В веренице карет, возвращавшихся с карнавального гуляния из Люксембургского сада, коляска пересекла Пон-Неф, на котором в этот час била ключом парижская жизнь: здесь царили роскошь и нищета, добродетель и порок, окутанные сиянием и запахами уходящего дня.
Как и всякий раз после преодоленной опасности, у Каролины было такое чувство, будто от неукротимой жажды жизни у нее вырастают крылья.
У Кретьена Троке она полчаса выбирала из двух сотен сортов духов флакончик индийского бальзама из орхидей. У Бернаскони она купила марципан с фисташками. В конце концов Каролина зашла в салон мадам Ольчевской, перчатки и пять дочерей которой особенно полюбились парижанам после того, как пятнадцатилетняя Бронка при всех залепила звонкую пощечину герцогу Талейрану, когда он попытался проверить, действительно ли ее талия так хрупка, как позволяет заключить простое школьное платье.
Белокурая девушка провела Каролину через две ступеньки в просторный примерочный салон.
– Разрешите? – Она положила руку Каролины на бархатную подушечку и взяла из фарфоровой корзинки на столе шелковую мерную ленту.
Еще не услышав его голоса, Каролина увидела в зеркале отражение герцога Беломера. Поигрывая меж двух пальцев тросточкой с золочеными рифлениями, он подошел ближе. Легкое лавандовое облачко обдало ее.
– Вы позволите мне вмешаться? – обратился он к продавщице. – Прочь эту варварскую мерную ленту! Как вы собираетесь соответствовать этой дивной ручке? Вам следует изготовить образец из козьей кожи.
Продавщица торопливо вышла. Каролина только теперь взглянула на герцога. Непринужденно, словно не могло быть ничего более естественного, чем их встреча в магазине, она сказала:
– Я всегда покупала себе готовые перчатки.
Продавщица вернулась с неким подобием чертежной доски, на которой был натянут кусок козьей кожи. Каролине пришлось положить на нее расправленные ладони, а продавщица обвела мелом контуры и записала себе объем запястья и длину предплечья. Герцог целиком вошел в роль одержимого модой щеголя; Каролине даже показалось, что он переигрывает, лишь бы уйти от вопросов. В конце концов он заказал ей дюжину коротких, дюжину полудлинных перчаток и дюжину перчаток три четверти из тончайших, как паутина, кружев цвета шампанского.
Он с улыбкой посмотрел на нее.
– Мне кажется, я когда-то обещал сделать вас самой элегантной женщиной Парижа. Я повторяю свое предложение…
– Вы говорили – не Парижа, а Франции!
– Дьявол! Вы меня даже слушали!
Они вышли на улицу и он показал на свою карету.
– Садитесь.
Она опустилась рядом с ним на заднее сиденье, немного смущенная своей неожиданной и необъяснимой сговорчивостью.
– Где, черт побери, вы скрываетесь? Я решил, что вы уехали из Парижа. Вот уже два дня я разыскиваю вас и таскаю с собой то, что должен отдать вам. – Он вытащил из сюртука пергамент и с шуршанием развернул его. – Конфискация вашего имущества и вашего дома отменена. Король лично распорядился об этом и передал мне официальный документ.
Она не мигая смотрела на королевский документ в своих руках, не в состоянии сказать ничего.