Александр Дюма - Полина; Подвенечное платье
Но то, что ободряло Генриха, приводило в ужас Цецилию. Вот почему она тотчас отбросила эту мысль о морских путешествиях, к которой, однако, из-за отсутствия другого выхода надо было снова обратиться. Генрих, приобретая незначительный груз, надеялся на то, что по прибытии в Гваделупу дядя примет его с распростертыми объятиями и удвоит, а может, и утроит его груз. Так как дядя был миллионером, то ему ничего не стоило дать Генриху на его торговые дела каких-нибудь сто или двести тысяч франков.
Если бы все так и случилось, юноша мог бы рискнуть и отправиться в новое путешествие или, довольный этой золотой серединой, женился бы на Цецилии. Генрих уехал бы с ней и с маркизой в какой-нибудь отдаленный уголок, где им бы ничего не оставалось, как быть счастливыми, ожидая более благоприятных политических условий, которые позволили бы снова заявить о себе. Но, если бы даже этого и не произошло, молодой человек при одном взгляде на Цецилию чувствовал, что у него достанет любви, чтобы прожить с нею тихо, но счастливо.
Отъезд Генриха назначили на ноябрь. До расставания молодым людям оставалось три месяца, которые казались им вечностью. Цецилия и Генрих перенесли немало страданий, решившись на разлуку, но их утешала эта отсрочка. Они словно надеялись, что время расставаться не придет никогда, что три месяца и составляют всю жизнь человека.
Между тем время отъезда, представлявшееся таким далеким весь первый месяц, быстро приближалось во втором и летело как на крыльях с наступлением третьего.
Из-за приближавшейся разлуки молодые люди впали в свою прежнюю тоску: будущее, казавшееся им таким блестящим, становилось сомнительным, зыбким, словно море, мрачным, словно туча. Иногда среди вздохов и слез возникали радостные мысли о возвращении, но эти мечты как бы нечаянно являлись на минуту.
Маркиза была все так же беспечна. Жизнь ее проходила очень спокойно: в постели, в заботах о внешности и за чтением; о будущем она и не думала. Любовь молодых людей оставалась все такой же чистой и непорочной, но они нисколько не были обязаны этим родительской бдительности маркизы. Генрих просто обожал Цецилию, оба они сохраняли чистоту своих помыслов и не нуждались ни в ком, кроме ангела-хранителя. Третий месяц был уже на исходе. Генрих думал отплыть в Плимут, так как в Париже он истратил все деньги, а достать сумму, необходимую для своего путешествия, он мог только в Англии с помощью родных и друзей.
Для деятельного ума и возвышенной души нет ничего печальнее в мире, чем видеть зависимость всей своей будущей жизни от презренного металла. Десятая часть прежних доходов, которыми пользовались семейства этих молодых людей, была бы достаточна теперь, чтобы упрочить их счастье. Из-за каких-то жалких денег эти два любящих сердца должны были расстаться на шесть месяцев, может быть, даже на год, тогда как последние четыре месяца они не понимали, как можно расстаться и на один день.
Молодые люди видели, что после того происшествия, которое разрушило их счастье, все шло своим чередом: все покорялось Бонапарту – этому человеку, отмеченному самой судьбой, державшему весь мир в своих руках. Они видели, что, за исключением тех немногих, кто остался верен клятве королю, все позабыли о ней, лишь они одни принесли в дар свое счастье, но иногда и у них невольно возникала мысль смешаться с толпой, увлечься ее страстями. Тогда совесть заглушала голос эгоизма, и, слабые в несчастье, они делались твердыми перед исполнением своего долга. Порой молодые люди искали другой выход, кроме избранного ими. Не может ли каждый из них найти себе место благодаря образованию? Но оно не могло быть средством к жизни; к тому же Генрих, готовый принять на себя все труды, ни за что не хотел разделять их с Цецилией.
В жизни бывают минуты, когда чувствуешь всю тяжесть ударов судьбы. Напрасно ищешь способ обойти роковую дорогу: она одна ведет к гибели или к спасению. Молодые люди всегда возвращались в разговоре к неизбежному путешествию в Гваделупу. Напрасно старались они оттолкнуть эту мысль: она неотступно преследовала их. Наконец наступил день, назначенный Генрихом для отъезда. С утра он пришел к Цецилии, но до самого вечера молодые люди не говорили ни слова об отъезде. Наконец, прощаясь, они посмотрели с грустью друг на друга, понимая чувства, которые каждый из них испытывал.
– Когда ты поедешь, Генрих? – спросила Цецилия.
– Никогда! Чувствую, что никогда, если какая-нибудь сила, управляющая моей волей, меня не заставит.
– Стало быть, ты останешься здесь? Если ты почитаешь меня этой могущественной силой, то я никогда не решусь сказать тебе первая, прости!
– Но что же мне делать? – спросил Генрих.
Цецилия взяла его за руку и подвела к распятию, висевшему некогда у постели ее матери. Генрих понял ее намерение и произнес:
– Клянусь той, которая, расставаясь с жизнью, взирала на это распятие, уехать в течение ближайших восьми дней и во время моего пути не иметь других мыслей, кроме как о счастье ее дочери.
– А я, – сказала Цецилия, – клянусь ожидать моего Генриха, и если он не возвратится…
Генрих не дал ей закончить. Потом оба скрепили перед распятием свою клятву чистым, святым поцелуем.
На другой день Цецилия и Генрих вошли к маркизе. Молодые люди уже более не скрывали своих денежных средств друг от друга. Генрих захотел узнать у Цецилии об их состоянии, чтобы они могли распределить свои расходы на то время, пока Генрих будет в отъезде. Маркиза, не любившая заниматься подобными делами, попыталась как-нибудь отделаться от Цецилии и Генриха. Но они оба стали настоятельно требовать, чтобы госпожа ла Рош-Берто, более не беспокоясь ни о чем, отдала ключ от шкатулки и поручила бы Цецилии заниматься делами хозяйства.
В шкатулке нашли восемь тысяч пятьсот франков – все, что осталось от состояния маркизы и баронессы.
На эти средства можно было жить года полтора при некоторой экономии. Путешествие Генриха должно было продлиться не более шести месяцев, стало быть, о деньгах беспокоиться не стоило.
Впрочем, молодой человек сделал еще одно благоразумное предложение: он советовал Цецилии и маркизе вместо гостиницы, где они остановились, нанять небольшую квартиру, которая обойдется им гораздо дешевле. Кроме того, молодой человек будет знать по крайней мере комнату, где будет жить Цецилия, и во время своего продолжительного отсутствия он целыми днями и часами будет представлять ее там в своих воспоминаниях.
Это было слабым аргументом, чтобы убедить маркизу, не понимавшую всех этих сердечных тонкостей; но когда ей представили необходимость экономическую, она согласилась.
На другой день Генрих отправился смотреть квартиры и нанял довольно приличную, на улице Сент-Оноре, в доме номер пять.
![Морли Каллаган - Подвенечное платье [Сборник рассказов]](/uploads/posts/books/237639/237639.jpg)
![Морли Каллаган - Подвенечное платье [Сборник рассказов]](/uploads/posts/books/237716/237716.jpg)
