Ли Бристол - Серебристые сумерки
– Нет, – дрожащим голосом прошептала она, – никогда больше не делайте этого. – Анна глубоко вздохнула и подняла на Джоша глаза, полные мольбы и страдания. – Я вам больше этого никогда не позволю.
Руки Джоша упали, он отступил назад, лицо его было таким бледным, что Анна едва не разрыдалась.
– Хорошо, – тихо промолвил Джош. – Ты можешь не верить мне, но я не виновен. Я люблю тебя, Анна. Это все, что я хотел тебе сказать.
Он повернулся и вышел.
Дверь за ним закрылась с тихим прощальным стуком, и Анна осталась одна. Она закрыла глаза, колени подкосились, и Анна медленно опустилась на пол. Прислонившись лбом к холодной стене, она заплакала.
Джош шел через залитую лунным светом лужайку. Он не видел ничего вокруг, не чувствовал обдувающего лицо холодного ночного ветра. А ощущал только пустоту внутри, громадную, как вечность. Перед его мысленным взором стояли лишь полные страданий глаза Анны.
Джош обвел невидящим взглядом спокойный пейзаж: отдаленные волны холмов, стройные силуэты тополей и сосен, поросшие кустарником поля, бесконечные пастбища. Он поймал себя на мысли о зимних загонах для скота, строительство которых еще не было закончено, о зерновых, еще остающихся на полях. За последний месяц было много сделано, однако немало дел еще оставалось. Странно: теперь это все не имело никакого значения.
Все его надежды и планы превратились в кучку пепла. Джош считал, что приехал сюда, чтобы выяснить правду о своем прошлом, но оно, похоже, сыграло с ним злую шутку. Ложь, злоба, сожаление – это все плоды того, что он сам посеял.
Круг замкнулся. Все началось с предательства, в результате которого он направил револьвер на человека, всю жизнь считавшегося его отцом, и закончилось предательством, из-за которого он сам оказался на мушке. И в наказание за всю эту цепь лжи Джошу теперь предстояло доживать жизнь с воспоминаниями о взгляде Анны, направляющей на него револьвер.
Ему больше незачем было оставаться на ранчо. Единственное, что Джош мог теперь сделать для Анны, так это исчезнуть из ее жизни. Возможно, со временем Анна обо всем забудет и успокоится. А он – никогда.
Было уже за полночь, темное помещение наполнял храп десятка спящих ковбоев. Джош опустился на край своей койки и осторожно потянулся за седельной сумкой, стараясь не потревожить Дакоту, спящего рядом.
И тут заметил, что кровать Дакоты пуста.
Поначалу он не придал этому особого значения. Мысли Джоша сейчас были заняты другим. Он оглядел спящих ковбоев, вспоминая те несколько недель, которые провел здесь. Ему не с кем прощаться, да никто и не станет сожалеть о его отъезде… ну, может быть, за исключением Дакоты.
Дакота.
Джош еще раз быстро огляделся. Все места были заняты, пустовало лишь одно – Дакоты. Никакой ночной работы у него быть не могло, и Джош не мог представить себе ни одной причины, чтобы в такое время не спать… кроме одной-единственной.
– Проклятие! – В ярости прошептал Джош. Он стремительно вскочил с кровати и выбежал на улицу.
Большой Джим не находил себе места. Более того, он просто с ума сходил от злости. После визита Джоша Большой Джим никак не мог успокоиться, перебирал в уме десятки вариантов мести, но в конце концов был вынужден признать правоту Джоша.
Да, на него вполне могло пасть подозрение. Ведь он не скрывал своего отношения к хозяйке, к ее буровым вышкам, к сопляку управляющему, которого хозяйка назначила вместо него. Сейчас он торчал в поле, рядом с вышками, и, кроме массы причин, имел и массу возможностей взорвать их. Да, дела его плохи. Очень плохи. Если Джош Коулман пытается свалить свои грехи на другого, то лучшего объекта, чем он, Большой Джим, и не найти.
Джим понимал, что за все время пребывания на ранчо он мало что сделал такого, чем мог бы гордиться. Да, ребят он устраивал, потому что не придирался к ним и не заставлял трудиться в поте лица, однако нравиться ковбоям не входило в обязанности управляющего. Да, он приложил руку к упадку и развалу ранчо. А с того момента, как хозяйка сослала его на буровые вышки, он только и делал, что валялся на койке в сторожке и получал жалованье – так он мстил ей. Но он вовсе не думал о том, чтобы вернуть себе место управляющего.
Много лет назад он потерял жену, лишился семьи и ранчо. И тогда у него пропало всякое желание жить. У него осталось только одно – его доброе имя, но вот теперь и оно под угрозой.
Джим знал, что за всем этим стоит Коулман. Да это все знали, но, вот беда, никому не хватало смелости доказать это. Ладно, черт побери, он, Большой Джим, сам за это возьмется, даже если для этого понадобится круглые сутки сторожить эти чертовы вышки! Да чего там: он сам будет сторожить их.
Когда стемнело, Большой Джим покинул сторожку и направился к буровой площадке. Затем он спрятался за кустами, откуда была видна вышка, и стал ждать.
Оказывается, он не растерял навыков разведчика. Зрение осталось таким же, как тогда, когда он оглядывал горизонт в поисках солдат-янки, а слух таким же острым, как в те времена, когда он улавливал звуки шагов на песке. И вскоре после полуночи бдительность Большого Джима была вознаграждена.
Темная фигура, низко пригибаясь к земле, двигалась между двумя вышками. В лунном свете поблескивали заклепки на ремне. Большой Джим почувствовал прилив адреналина, его охватил охотничий азарт. Человек направлялся к ближайшей вышке, что-то осторожно раскладывая на земле.
Большой Джим бесшумно вытащил револьвер из кобуры и стал приближаться. Впервые за много лет он снова чувствовал себя настоящим мужчиной.
Дакоту мучили дурные предчувствия. Слишком мало времени прошло с момента гибели старика Райта. Людей возмутила эта смерть, и это Дакоту не удивляло. Нет, он не чувствовал угрызений совести, ведь он вовсе не собирался убивать этого старого дурня… просто хотел преподать хороший урок, но малость не рассчитал.
И еще он всегда действовал осторожно, выходя “на тропу войны” по ночам в субботу, когда ковбои уезжали в город и вряд ли кто мог помешать ему. А сегодня он слишком рисковал, устраивая вылазку в будний день, и, кроме того, Большой Джим со своими людьми находился совсем недалеко отсюда.
Однако больше всего Дакоту беспокоил Коулман. От такого, как Коулман, мало что могло ускользнуть, поэтому его следовало опасаться. Да, такой не отступится, будет землю носом рыть. Разумный человек на месте Дакоты сейчас бы, что называется, залег на дно, не стал бы подвергать себя лишнему риску.
Именно это Дакота и попытался объяснить своему боссу, но тот в ответ только сунул в карман Дакоте пятьсот долларов и приказал немедленно приступать. А Дакота привык отрабатывать свое жалованье.
