Элизабет Стюарт - Роза и лев
Роберт отстранился от нее, и Джоселин испугалась, что сделала что-то не так.
— О, моя возлюбленная, ты и в этом талантлива. Какие же еще тайны мне предстоит открыть в тебе?
Она еще разгадывала смысл его неожиданных слов, а он уже расстегнул застежку, стягивающую у горла плащ, и сбросил его с себя.
Зачем столько похвал воздает он ей и изображает такую страсть? Несомненно, Роберт познал в своей жизни множество красавиц. Разве не признался он ей сам, что изучал разные типы женщин, а их было немало.
Джоселин вспомнила, что лежит под ним обнаженной, и это сразу же охладило ее. Только гордость не позволяла ей сбросить его с себя, выскочить из постели и схватиться за свою одежду. Она предпочла остаться неподвижной, внешне спокойной и следить, как он пальцем гладит и обрисовывает выпуклости её грудей.
— Ты само совершенство, Джоселин. Ты этого не знаешь? Неужели ты не почувствовала, что я все время любовался тобой, предвкушая мгновение, когда получу право коснуться тебя?
Она поспешно приподняла голову и приблизила губы к его рту, опасаясь, что потеряет сознание от его завораживающих речей.
— Лучше поцелуй меня, Роберт, — шепнула она. — Мне это нравится, но каждый раз я забываю, к несчастью, как мне было хорошо, и хочется, чтобы поцелуй повторился.
Роберт чуть не расхохотался, но его смех вдруг вылился в глубокий вздох.
— Ты не перестаешь удивлять меня, сладость моя! Конечно, я поцелую тебя с превеликим удовольствием.
Поцелуи возобновились, и Джоселин с радостью отметила, что, получая удовольствие сама, она может дарить наслаждение мужчине.
Он все более возбуждался, его ласки становились все более страстными и смелыми… Она, чтобы ему было удобнее ласкать ее, даже выгнулась вперед. Как хорошо было им обоим!
Джоселин не испытывала ни страха, ни стыда, даже когда Роберт желал изучить ее тело в мельчайших подробностях, даже самых потаенных и сокровенных.
Она ощутила, как между ног выступила горячая влага. Что он с ней делает? Как предательски ведет себя ее тело!
А улыбка его просто сводила ее с ума, как и, наверное, всех других женщин, с которыми он ложился в постель.
— Вот так, моя леди, все и начинается, — успокоил ее Роберт.
Джоселин потребовалось время, чтобы отдышаться, прежде чем она смогла выговорить:
— Хорошо, что мы поженились, а то я бы не узнала, как это бывает…
Он промолчал, но Джоселин догадалась, что ее слова польстили ему.
Роберт откинул простыню, последнюю преграду, защищавшую ее наготу, покрыл поцелуями все ее тело — начав с пальчиков на ногах и, поднявшись к ее лону, пропутешествовал по ее животу и груди, вновь вернулся к губам.
— Ты еще не знаешь, моя Джоселин, как это бывает, когда женщина любит мужчину, а мужчина отвечает ей тем же. Господь Бог определил для нас с тобой место на земле… и вот оно — эта постель.
Что она могла ему возразить? И разве могла она притвориться, что не любит Роберта де Ленгли? Это было бы кощунством.
Его руки и губы совершали над ней колдовские, а вернее, святые действа, ибо Бог руководил их телами, мудрый и всемогущий. Господь, знающий все про мужчину и женщину, прощающий настойчивое и непреодолимое стремление мужчины овладеть женщиной и пронзительную боль, несущую в то же время облегчение, которой женщине не избежать.
Роберт раздевался перед ее затуманенным взором. Это был еще один подарок Господа, и ни стыда, ни отвращения она не испытала, когда увидела в волосах внизу его живота нечто могучее, притягательное, восставшее в порыве страстного желания…
Джоселин приготовилась к боли, к погружению этого странного предмета в ее лоно, но вдруг Роберт отвернулся от нее.
— Прости, я слишком долго желал тебя…
«О, Боже, неужели этот непобедимый рыцарь унижен и просит у меня прощения?»
Джоселин потянулась к нему. Казалось, что ласковое тепло, исходящее от нее, могло растопить даже ледник в сказочной Гренландии.
Она прильнула к нему, заключила его в объятия, увлекла его тело на себя.
Джоселин была уверена, что он откликнется на ее ласку. Так и произошло. Как же яростны были его прикосновения, как находчивы его пальцы, какое неземное блаженство доставляли они ей!
Роберт проник в ее лоно, когда она уже изнемогала от страсти…
Супруг избавил ее от тяжести своего тела и перекатился на край кровати. Она сгорала от стыда за то, что совершила.
«Боже, молю тебя, пусть Роберт скажет мне ласковое слово после того, как я так… опозорилась!»
Роберт перевел дыхание и произнес:
— Что ж, моя сладость, мы в долгу перед Эдвардом Пелемом больше, чем я рассчитывал.
18
— Что это значит? — на удивление спокойно спросила Джоселин.
Роберт рассмеялся.
— Тебе лучше знать.
— He понимаю… Разве вы мною недовольны?
— Черт побери! Я доволен сполна. Я едва дышу.
Подперев голову, Роберт уставился на свою супругу. Как могло это невинное существо совсем недавно проявить столь сильную страсть и навыки в любовном искусстве, а мгновение спустя выглядеть такой робкой и растерянной после учиненной ею же самой бури на постели? Он был озадачен.
Маргарет когда-то дразнила его до полного изнеможения, заставляя гасить свою неуемную похоть. А после того, как ее телесные чары перестали воздействовать на него, она, чтобы вернуть супруга в свою постель, использовала сына, как приманку.
Зачем он сейчас вспомнил про Маргарет в этой брачной, орошенной его семенем постели?
— Вы мне доставили удовольствие, которое нельзя выразить словами.
— Некоторые слова вы мне уже сказали…
— Прости, что я вспомнил о Пелеме в такую минуту. Мужчина не способен отрешиться даже в любви от насущных дел.
— И что? — Она вскинула на него взгляд. Нет, Джоселин не была уютным прибежищем для усталого мужчины. Она воплощала, наоборот, все его заботы — шаткий трон Стефана и дикую уэльскую границу… и отнятые у Монтегью поместья, и черт побери, сколько еще их, этих забот!
— Я доволен вами, как никакой другой женщиной. Скажу вам честно, я был счастлив. А теперь хочу послушать, что думает обо мне как о любовнике моя жена?
— Так хорошо… бывает всегда? — спросила я она, уставившись на него своим колдовским взглядом.
— Обычно мужчине хорошо всегда, — рассудительно объяснил он ей, — а женщине бывает больно и неприятно первый раз. Она может даже возненавидеть мужчину, лишившего ее девственности, если его не любит.
— Но я вас люблю. И мне было совсем не больно. Что мог он ей ответить — только снова поцеловать.
Слабым, но решительным жестом она отстранила его.
— Вы должны давать мне уроки, но пусть это будет не сразу, дайте мне время к вам привыкнуть.
