Эльвира Барякина - Князь советский
Алов был вне себя от счастья, и велел Гале ждать премиальных.
5.Галя затеяла стирку – ей давно надо было прокипятить белье, а то оно уже стало серым. Для готовки жильцы пользовались примусами, но для большего оцинкованного бака, в котором умещались простыни и пододеяльники, нужно было растапливать плиту, которая за один раз сжигала целую меру угля.
Экономный Митрофаныч напросился разогреть на ней ковшик с супом, а в обмен предложил Гале воспользоваться бельевой веревкой над ванной – сегодня была его очередь сушить вещи.
Он достал завернутый в тряпочку хлеб и аккуратно отрезал от него два кусочка. Галя решила, что сосед хочет ее угостить, но тот подумал-подумал и со вздохом положил оба куска в карман.
– Времена-то какие нынче, а? – горестно вздохнул он. – Безработные разгромили Каланчевскую биржу труда – все из-за евреев!
Он запел частушку, которую Галя уже много раз слышала от нищих:
В СССР пришла беда:
Нет муки для теста.
Нет конторы без жида,
И нет жида без места.
– Да причем тут евреи? – в сердцах проговорила Галя. – Милиция отлавливает сезонников и целыми эшелонами вывозит их из Москвы – вот они и бунтуют.
– Ну, скажешь тоже! – фыркнул Митрофаныч. – А кто их подначивает? Сам русский человек ни за что не будет бунтовать.
Попробовав суп, он снял ковшик с плиты.
– Ты это… если надумаешь мыться в ванной, проследи, чтоб после тебя волос не оставалось. А то Тата в прошлый раз за собой ничего не убрала. Это безответственно!
Галя проводила его тоскливым взглядом.
«Я хочу домой, к Климу», – в который раз подумала она.
Но он куда-то уехал, а без него квартира на Чистых Прудах стала походить на брошенное гнездо.
Чем больше Галя думала над словами Зайберта, тем больше убеждалась, что он был прав: Клим, без сомнения, вел какую-то тайную жизнь. Только этим можно было объяснить его внезапное исчезновение, вечные недомолвки и странную связь с миссис Рейх.
От этих мыслей у Гали мутилось в голове. Она бесконечно перебирала в уме все, что ей было известно о Климе, и больше всего ее смущали слова о его «родном Нижнем Новгороде». Что-то здесь было не так!
Галя прополоскала простыни, развесила белье и, чуть живая от усталости, пошла к себе в комнату.
Дверь Митрофаныча была приоткрыта: сосед уже доел суп и теперь изучал журнал.
– Экую головоломку удумали! – произнес он, заметив Галю. – «Четырьмя ударами ножниц разрежь рисунок на восемь частей, из которых следует составить физиономию того, кто более всего ненавидит трудящихся». Как тут резать-то?
– У тебя покурить есть? – жалобно спросила Галя.
Митрофаныч вытащил пачку «Казбека» и, выбрав самую мятую папиросу, протянул ее Гале.
– Ты ж вроде бросила курить?
– Да какое там «бросила»!
Она вышла на лестницу и долго стояла, затягиваясь вонючим дымом. Все ее зароки уже не имели смысла.
Митрофаныч тоже вышел на площадку.
– Тебе не скучно одной-то? Хочешь, приходи ко мне – будем вместе головоломки разгадывать. Мне недавно одна архи-трудная попалась: «Из прилагаемых рисунков-клякс сложи силуэт красноармейца с ружьем». Я как ни бился, у меня то жаба выходила, то чайник.
Галя молча разглядывала его стоптанные тапки, поеденную молью кофту и штаны с пузырями на коленках.
– Ты ведь до сих пор в архивном бюро работаешь? – спросила она. – Ты можешь через свое ведомство сделать запрос в Нижегородский губернский архив?
Митрофаныч приосанился.
– А тебе что именно надо?
– Мне нужны сведения о Рогове Климе или, может, Клименте – я не знаю, под каким именем он проходит по документам. Дата рождения по старому стилю – 4 июля 1889 года. Узнай, все, что можешь, а я тебе талон на валенки дам.
– Вот спасибо! – просиял Митрофаныч. – А то моя обувка совсем развалилась. Может, тебе еще что-нибудь нужно?
Галя задумалась.
– Еще попроси поискать Рогова в архивах Георгиевской церкви в Нижнем Новгороде.
Вернувшись в свою комнату, Галя без сил повалилась на постель. Она уже не знала, что для нее страшнее: жить в неведении или узнать правду.
«Будь что будет», – повторяла она.
Молиться Галя уже не смела: после колдовства, лжесвидетельства и предательства ее молитвы могли дойти разве что до сатаны.
Глава 24. Отпуск в Крыму
После сумрачного дождливого севера крымское солнце показалось Климу ослепительным. Он спрыгнул с подножки вагона и сразу же увидел Нину и Китти. Они торопились ему навстречу – обе одетые в простые ситцевые платья в цветочек и одинаковые белые беретки, связанные крючком.
– Папа приехал! – завизжала Китти.
Он подхватил ее на руки и расцеловал.
– Ну, как вы тут?
Она принялась рассказывать, как они с мамой ходили смотреть кино «Тип-Топ в Москве» – про рисованного негритенка, изображенного на фоне настоящего города.
Клим покосился на Нину. Она стояла рядом и бездумно теребила маленького перламутрового жирафа, висевшего на ее шее.
– Элькин подарил? – сразу догадался Клим.
Вспыхнув, Нина хотела убрать кулон под платье, но потом поняла, что не надо бы перекладывать чужой подарок ближе к сердцу, – и еще больше растерялась.
Они даже не поздоровались.
– Ладно, пошли искать автобус, – сказал Клим, подхватывая чемодан. – Китти больше не болеет?
Нина покачала головой.
– Я выяснила, в чем было дело – ей нельзя есть шоколад.
Пока они шли до остановки, она в подробностях рассказала о своем открытии. Клим пытался придумать, что ей ответить, и не находил слов. Нина выжидающе смотрела на него.
– Спасибо, молодец, – произнес он и тут же разозлился на себя: он разговаривал с ней точно так же, как с Галей, когда та входила к нему с докладом.
По дороге в Феодосию Клим решил, что будет вести себя естественно – но в том-то и дело, что естественность для него означала отторжение. И Нина чувствовала это.
Когда они сели в автобус (напротив друг друга, а не рядом), она поставила ноги на чемодан, и Клим сдвинул в сторону колени, чтобы невзначай не коснуться ее. Нина криво усмехнулась: мол, не очень-то и хотелось!
Автобус тронулся. Окна были открыты, и ветер трепал ее волосы и надувал парусом подол ее платья. Клим старательно глядел куда угодно, но только не на Нину.
Сидящий через проход старик любовно ворчал на свою жену – чтобы она не смела носить ведра, а то спина будет болеть.
Светлоголовый мальчик приставал к матери:
– А Людочка уже приехала? Она нас ждет?
