Джулия Куин - Полночный вальс
– За что?
– За то, что вы любите ее, – большего я не могу желать. – С этими словами она покинула комнату.
Вскоре Белл погрузилась в глубокий сон. Джон передвинул ее на другую половину постели, где простыни оставались сухими, наклонился и поцеловал в висок.
– Борись, – умоляюще прошептал он, – ты справишься.
Отойдя к креслу, Джон упал в него. Должно быть, он задремал, потому что, когда в следующий раз открыл глаза, уже близился рассвет, едва заметный среди проливного дождя. Погода не подавала никаких признаков улучшения, гроза не собиралась затихать. Джон долго смотрел в окно, пытаясь отыскать в мрачном городском пейзаже хоть малейший повод для оптимизма. Неожиданно ему пришло в голову сделать то, чего не делал много лет.
Он начал молиться.
Ни состояние Белл, ни погода не улучшались еще несколько дней. Джон не отходил от жены, заставляя ее время от времени выпить воды или бульона, предлагая лауданум, когда она впадала в истерику. К концу третьего дня Джон понял, что Белл грозит смертельная опасность, если лихорадка вскоре не прекратится. Она уже несколько дней не ела, исхудав до неузнаваемости. В последний раз обтирая ее влажным полотенцем, Джон заметил, как выступают у нее ребра.
Врач приходил каждый день, но помощи от его визитов было немного. Надо лишь ждать и молиться, убеждал он родственников Белл.
Пытаясь подавить тревогу, Джон коснулся ее лба. Казалось, она совершенно не замечает его присутствия. В сущности, она не воспринимала ничего, кроме кошмаров, теснящихся в ее воспаленном мозгу. Начиная ухаживать за Белл, Джон был спокойным и решительным, но теперь его силы были на исходе. За эти три дня он почти не спал и ел немногим больше самой Белл. Его глаза покраснели, лицо осунулось, и зеркало подсказывало, что он выглядит не лучше больной.
Его охватило отчаяние. Что делать, если Белл не поправится? Несколько раз во время своих бдении он ронял голову на скрещенные руки, не вытирая текущих по лицу слез. Джон не представлял себе, сможет ли он жить, если Белл умрет.
Нахмурившись, он прошел к постели и вытянулся рядом с Белл. Она лежала неподвижно, но Джон уловил едва заметную перемену в ее состоянии. Эта неподвижность казалась неестественной, дыхание стало неглубоким и редким. Страх железной лапой вцепился в сердце Джона, и он схватил Белл за плечи.
– Неужели ты решила сдаться? – хрипло закричал он.
Голова Белл склонилась набок, и она тихонько застонала.
– Черт побери, не смей сдаваться! – Джон встряхнул ее сильнее.
Его голос доносился до Белл издалека, словно из длинного, невероятно длинного туннеля. Она узнала голос Джона, но не могла понять, почему он оказался рядом, в ее спальне. Он был явно рассержен. Неужели он рассердился на нее? Белл вздохнула. Она устала, слишком устала, чтобы бороться с рассерженным мужчиной.
– Ты слышишь меня, Белл? – настаивал Джон. – Я никогда не прощу тебе, если ты сдашься.
Белл поморщилась, почувствовав, как Джон сжимает ее плечи. Ей хотелось застонать от боли, но не хватало сил. Почему бы ему не оставить ее в покое? Ей хотелось только спать. Еще никогда Белл не ощущала такой усталости. Она была готова свернуться клубочком и погрузиться в вечный сон. Собравшись с силами, она сумела выговорить:
– Пусти меня.
– Белл! – воскликнул Джон. – Белл, ты меня слышишь?
«Конечно, слышу», – раздраженно подумала Белл.
– Пусти меня, – чуть громче повторила она и заворочалась, прячась под одеяла. Может, Джон перестанет трясти ее, если она нырнет поглубже. Если бы ей только удалось заснуть!
Джон чувствовал, как угасает ее воля, несмотря на слабую попытку говорить. Ему приходилось видеть такое выражение на лицах людей, погибающих от ран, – не у тех счастливцев, которые умирали на поле боя, а у бедняг, неделями ведущих безуспешную борьбу с жаром и заражением. Наблюдать, как Белл медленно, не сопротивляясь, уходит из жизни, было выше его сил. В нем закипала ярость человека, не умеющего отступать.
– Черт побери, Белл! – зло крикнул он. – Ты не имеешь права умирать! Это несправедливо! Если ты оставишь меня одного, я навсегда возненавижу тебя – ты этого хочешь?
Он отчаянно вглядывался в лицо Белл, надеясь заметить в нем признак ее ответного негодования, но так ничего и не увидел. Не помня себя от горя и отчаяния, он подхватил Белл на руки и говорил, говорил, говорил…
– Белл, без тебя мне не на что надеяться. – Он помедлил, усмиряя дрожь. – Я хочу видеть твою улыбку, Белл, счастливую улыбку, хочу смотреть в твои синие глаза, сияющие добротой. Хочу видеть, – как ты читаешь и смеешься, глядя в книгу. Я так хочу, чтобы ты была счастлива. Прости, что я не принял твою любовь, я исправлюсь, обещаю тебе. И если ты в своей безграничной доброте и мудрости сочтешь меня достойным любви, тогда… ну, тогда, полагаю, я еще не настолько безнадежен. Господи, Белл, – со сдавленным всхлипом повторял он, – держись, прошу тебя, держись, если не ради меня, то хотя бы ради своих родителей. Ведь они так любят тебя. Разве ты хочешь причинить им боль? Вспомни, сколько книг ты еще не успела прочитать. Клянусь, я достану тебе следующий том Байрона, если его запретят продавать в дамских книжных лавках. Тебе еще предстоит так много сделать, любимая. Не уходи!
Белл оставалась неподвижной, ее дыхание было едва уловимо.
– Белл, умоляю тебя, – повторял он, – не покидай меня, не надо, я люблю тебя. Я не смогу жить, если ты умрешь. Господи, как я тебя люблю! – Его голос сорвался. Едва ли осознавая бесплодность своих усилий, Джон прерывисто вздохнул и положил Белл на постель.
Он нежно укрыл ее одеялами и, коснувшись губами ее уха, прошептал:
– Я люблю тебя, Белл. Навсегда запомни это.
Он вышел из комнаты, молясь, чтобы это «навсегда» продлилось хотя бы на час.
Спустя несколько часов Белл ощутила, как приятное тепло пронизывает ее тело. Забавно, ее ноги мерзли все время, даже когда остальное тело словно сгорало в пламени. Но теперь они были теплыми, даже розоватыми от тепла. Белл задумалась о том, можно ли почувствовать цвет кожи, и решила, что можно, во всяком случае, у нее было такое ощущение.
Розовым казалось и все ее тело. Розовым, уютным и немного усталым, но в целом ей было приятно. Впервые за… Белл нахмурилась, размышляя, сколько же времени она провела в постели.
Ей с трудом удалось сесть, и, удивляясь своей слабости, Белл огляделась. Она вновь оказалась дома, в той комнате, где они с Джоном провели первую брачную ночь. Когда же она вернулась сюда? В памяти у нее сохранились лишь дождь и ветер. И еще борьба – напряженная борьба с Джоном.
Она вздохнула, ощутив тяжкую усталость. Белл уже не заботило, желает ли Джон слышать от нее слова любви. Она будет поступать так, как сочтет нужным. Вес, что теперь требуется, – покончить с Джорджем Спенсером и вернуться в Банфорд-Мэнор.
