Дональд Маккейг - Ретт Батлер
Капрал широко улыбнулся.
— А меня не захватите?
Жуя сухарь, Тэз Уотлинг сидел на лодыге лежащей на земле колумбиады[40]. На костлявом теле форма сидела совсем нескладно.
— Будь я проклят, — сказал Тэз, — я думал, ты в армии.
— Служил в кавалерии какое-то время под началом Форреста.
— Говорят, что под Форрестом убили двадцать лошадей.
— Говорят.
Со стороны океана донесся выстрел — стреляли с броненосца. Над темной водой пронесся огненный след запала, снаряд упал на форт и взорвался.
— Завтра они двинутся на нас, — бесстрастно сказал Тэз.
— Что с того, их всего-то вчетверо больше, чем вас.
— Не шути. Ты все в шуточки превращаешь.
— А разве это не смешно? Восемнадцать сотен храбрецов ждут смерти, в то время как Брэкстон Брэгг драпает? Стоит рассказать старине Брэксу.
— Я гордился тобой, когда ты вступил в армию, — сказал Тэз, — Что ты тут делаешь? Почему ты в гражданской одежде?
— В мундире вши завелись, — Ретт сел на пустой пороховой бочонок и зажег сигару, — Армии Теннесси больше нет, поэтому меня перевели. Вот я и решил тебя отыскать.
Флот федералов, сиявший огнями, выглядел настоящим плавучим городом. На полуострове пламенело множество костров северян.
— Как я понимаю, ты тут герой. Хотя надеялся, что дорогое образование предохранит от этого.
Тэз пожал плечами.
— Креолы говорят: «Capon vive longtemps». Вероятно, виной кровь Батлеров. Ведь прадед был пиратом, верно?
— «Трус живет долго», — перевел Ретт, — Креолы — темпераментный народ. Вряд ли Луи Валентин Батлер назвал бы себя пиратом. Луи предпочел бы именовать себя джентльменом удачи.
Мальчик вздохнул.
— Все равно, я рад тебя видеть.
Ретт вытер серебряную флягу от песка и открутил колпачок, разделяющийся на две чарочки. Сначала налил себе, потом мальчику.
Над ними сверкнул огненный след, и взрывной волной Ретту прижало ткань сюртука к спине.
Мальчик глотнул, но подавился и закашлялся.
— Не переводи добро, сынок. Этот бренди старше тебя.
Тэз сделал еще глоток.
— Давно не получал вестей от мамы. Сюда почта не ходит.
— Когда я проезжал через Атланту, с Красоткой все было хорошо. Она там в безопасности. Федералы в город не вернутся.
Тэз в два глотка допил бренди и протянул чарочку, чтоб долили.
— Могу хоть раз в жизни напиться.
— Можешь, — ответил Ретт, наливая полную.
Тэз сказал:
— Знаешь, подносить порох совсем не так просто, как может показаться. Я бегал на подземный пороховой склад — шесть сотен шагов по туннелю, я подсчитал, — где подхватывал мешок с порохом весом в двадцать пять фунтов и тащил его к пушке. Кругом осколки снарядов федералов так и скачут, словно… словно песчаные блохи. А если засыпет песком, нужно скорее выкарабкиваться, или задохнешься. Да, я еще выпью. Пить, оказывается, очень хочется.
Мне все равно лучше порох подносить, чем прятаться в убежищах, дышать там спертым воздухом и нюхать ведра, в которые все справляют свои дела. Черт! Если бренди всегда такой, удивительно, как его вообще люди пьют!
Непривычный вкус не помешал ему очень быстро наклюкаться. Заплетающимся языком Тэз рассказывал о форте Фишер, о том, как он горд, что удалось завоевать уважение артиллеристов. Когда же чарка выпала из безвольных пальцев, мальчик напоследок пробормотал: «Почему только ты не мой отец?» — и сполз на песок.
Положив Тэзвелла на носилки, они с жилистым капралом отнесли его на пристань.
— Как вас зовут, капрал?
— А вам к чему?
— Может, встретимся после войны.
— Вряд ли, — сказал тот и добавил: — Если удастся уберечь этого юношу, когда-нибудь он вырастет в приличного человека.
За четверть часа до назначенного Тунисом срока ялик Ретта ткнулся в борт «Веселой вдовы», и матросы подняли бессознательного мальчика на борт.
Когда Ретт вернулся в форт, капрал сказал:
— Вот уж не ожидал увидеть вас снова. Федералы завтра пойдут в атаку.
— Вы когда-нибудь любили женщину?
— Элла, моя жена, умерла три года назад, — последовал удивленный ответ.
— Значит, вам нечего терять.
— Вроде того.
Через некоторое время Ретт сказал:
— А луна-то сегодня какова.
Капрал кивнул.
— Вы отправили мальчика?
— Тэзвелл Уотлинг на пути в Англию.
— Вот бы мне туда! Слыхал, там зелено, в Англии. И люди там счастливы.
— По крайней мере, хоть не стреляют друг в друга.
— Да, — сказал капрал, — разве не здорово?
На следующее утро, когда Тэзвелл проснулся, вместе с ним проснулась и головная боль. Он лежал на досках палубы, среди тюков хлопка, чей отдающий опилками маслянистый запах выворачивал желудок, поэтому он выбрался из своей хлопковой пещеры к борту судна, где его начало рвать. Спазмы отдавали в голову, и мальчик широко раскрыл глаза, чтобы хоть чуть-чуть уменьшить давление на череп. Потом поднялся на ноги и отряхнул песок с колен.
Он был на корабле посреди моря. Шли не быстро. С носа корабля стекал поток воды. Солнце поднялось еще не очень высоко. Проклятый Ретт Батлер. Головная боль немного улеглась и теперь не разрывала голову, а просто пульсировала. Желудок, слава богу, был совершенно пуст. Что это за корабль? Из трюма поднялись матросы и установили лебедку. Вытянув из трюма один из тюков с хлопком, они выбросили его за борт. Тэз спросил матроса, где они находятся.
— Примерно в полутора днях пути от Нассау, если не потонем. Потяни вот за эту веревку, когда я скажу «тяни».
Когда Тэз налег на толстую пеньковую веревку, ему показалось, что голова раздулась, словно свиной пузырь, какие дети любят надувать и хлопать на Рождество. Моряки все были одеты в чистые блузы и чистые парусиновые штаны. Тэз давно не мылся и дурно пах.
Когда весь груз из трюма был выброшен, команда «Вдовы» вздохнула свободнее, и рулевой зажег трубочку.
Легкость овладела и юношей. Первая горечь от предательства Ретта Батлера миновала, и Тэз обнаружил, что ему вовсе не хотелось умирать. Молочно-зеленый спокойный океан простирался во все стороны, круглясь горизонтом. Грохочущий и обреченный форт Фишер был где-то очень далеко. Голова перестала болеть, захотелось есть.
Юноша спустился в камбуз, где нашел кусок жаркого и немного хлеба.
В опустевшем трюме четверо матросов качали ручную помпу. Вода просачивалась через щели обшивки. В машинном отсеке одна из двух паровых машин была холодной. Измученные матросы вповалку спали на тюфяках всего в нескольких дюймах выше уровня непросыхающей воды.